Его глаза горели, когда он смотрел на наследника. Ещё бы,
ведь кроме этого мальца все остальные Саминай зачатые стариком
рождались девчонками. Поговаривали, будто последнюю он сжёг вместе
с матерью прямо в родильной комнате, списав всё на рано
проявившийся дар рождённой малышки. А остальных отсылал в рисовые
деревни, чтобы они следили за выращиванием пищи подальше от его
взора.
Дар моего рода был иного плана. Он относился к северной
ветви и был связан с холодом и его проявлениями. Мы, аристократы
рода Вар’Кай, были быстры как ветер и могли создавать оружие из
воды. Родственные нам дома повелевали настоящими бурями, духами
северных лесов, могли перекидываться зверьми, врачевать раны и
выдыхать стужу.
Но никто из них не посмел защитить родичей от гнева одного
их великих домов. Они выбрали бездействие, обрекая моих внуков на
смерть. И они тоже за это заплатят!
Я поймал себя на том, что стал концентрированным узлом
ненависти. Настолько отрешился от реальности, что не заметил, как
меня занесли в дом и переложили на мягкую кровать, укрытую
балдахином. Слуги раздели меня, приподняли голову и подложили под
неё тряпки. Повернули, начали отмачивать и отмывать запёкшуюся
кровь.
Целитель возложил руку на рану, а затем боль ушла и
навалился сон. Но я был этому рад и с радостью смежил веки. Сон —
это инструмент восстановления. Причём не только физических сил, но
и моральных.
А попытка восстановить здравомыслие, была нужна мне как
никогда.
***
Сон принёс облегчение.
Я проснулся с повязкой на голове, в которой, по сути, не
было нужды. Целители Саминай знали своё дело, а это тело
принадлежало слишком важному человеку, чтобы кто-то из них жалел
для него свой дар.
На моём затылке остался рубец и выбритый квадрат рыжих
волос. А ярость и ненависть, уступили место холодному
рассудку.
В кресле у моей кровати спала хорошенькая служанка.
Уставшая девушка скорее всего была приставлена сюда чтобы не
пропустить момент моего пробуждения, но я встал настолько тихо, что
шуршащее за распахнутой верандой дерево, скрыло каждый мой шаг.
Стоя перед зеркалом, я снял с головы повязку и отступив на шаг
рассмотрел свою полуобнажённую фигуру. Малец был худым, но
поджарым. Как и всякого, кто рождался в благородных домах, его
тренировали с того дня, как он смог удерживать в руке детский
тренировочный меч.