– Таис! Таис!
Мчится по мегарону красно-золотой
ветер, свистят флейты, тимпаны уже и не слышно, тонут они в ритме,
что в едином порыве гости выбивают ладонь о ладонь. Шаг, прыжок,
поворот. Хлопают гости, кружится в танце Таис. Кровь стучит в
висках, сердце выпрыгивает из груди. Ничего вокруг уже нет, только
ветер, цветная метель.
– Лети, ветер!
Афинянка, завертевшись в очередном
сложном пируэте, выпустила ленту из рук и молниеносными взмахами
меча рассекла её на четыре части. Прыжок, мягкое приземление. Ни на
миг не останавливаясь, Таис "перетекла" из высокой фигуры в низкую,
уложила на пол клинок. "Вынырнула", вытянувшись в струну, с
поднятыми вверх переплетёнными руками, отогнув кисти под прямым
углом, и замерла.
Гости взревели от восторга, взорвался
мегарон громом рукоплесканий.
– Таис!
– Анадиомена... – прошептал художник,
не в силах оторвать взор от гетеры.
Высокая грудь афинянки учащённо
вздымалась. Девушка раскраснелась. Умеренно-смуглая, не бледная,
как свободнорождённые эллинки, избегающие появляться на солнце
неукрытыми, но и не загорелая дочерна, подобно уроженкам южных
краев, Таис напоминала сейчас статую, отлитую в коринфской меди,
той самой, о которой вздыхал Лисипп. Умастить кожу золотистым
оливковым маслом для блеска, и не отличить.
– Слава четвёртой Харите!
– Никогда подобного не видел...
– И не увидишь, она одна такая!
– Иди к нам, афинянка!
Ложе для Таис было предусмотрено.
Устроившись на подушках, разгорячённая пляской сильнее, чем мужчины
вином, афинянка оказалась рядом с Менелаем. Молодой человек
благоговейно смотрел на гетеру, будто на расстоянии вытянутой руки
от него находилась сама Урания.
– Муха залетит, – с улыбкой
покосилась на него Таис.
– А? – очнулся македонянин и закрыл
рот, – прости, я прежде не встречал богинь.
Гетера повернулась к нему, собираясь
что-то сказать, но слова внезапно застыли на языке, глаза
расширились в изумлении.
– Кто ты?
– моё имя Менелай, я младший сын
Лага, одного из князей Орестиды.
– Младший сын? Так ты брат
Птолемея?
Молодой человек кивнул. С афинянки
мигом слетел налет божественной недоступности. Превратившись в
самую обычную девятнадцатилетнюю девчонку, она придвинулась к
гетайру и с жаром спросила:
– Давно ли ты видел его? Он жив и
здоров? Где он сейчас?
Эксомида сползла с плеча афинянки.
Взгляд Менелая упал на обнажённую грудь Таис и молодой человек
покраснел. Глаз, правда, не отвёл, это было, поистине, выше
человеческих сил. Слегка заикаясь, гетайр пробормотал: