– Афинянка! – обратился к ней Бакид,
которого уже изрядно штормило, – ты воплощение Урании! А воплощение
Урании не может стоить меньше мины за ночь любви! Подари мне эту
ночь и ты увидишь, как щедр Бакид!
– Дёшево же ты оценил богиню, –
прошипел Апеллес.
– Дёшево? В самый раз. Взгляни на
этих флейтисток, они – услада очей, а берут всего два обола.
Дневной заработок гребца триеры. Я же предлагаю в триста раз
больше. Разве это дёшево?
– Если зовёшь меня богиней, почтенный
Бакид, – спокойно сказала гетера, – то знай: цена богинь высока, но
редко их интересуют деньги.
– Что же тебя интересует? – с вызовом
бросил купец.
– Ищи и найдешь, – улыбнулась
афинянка, – не все продаётся.
– Чушь! Чушь вдвойне в устах гетеры,
все богатство которой скрыто между ног и ничем не отличается от
такового у других жён.
– Коли так, зачем переплачивать? –
холодно спросил Апеллес, – доставай свои два обола, вон, погляди,
сколько охотниц. Устроены они так же, и прелестями не обделила их
Афродита. В чём видишь ты разницу?
– В умении красиво танцевать? –
хохотнул агораном, – имеет ли это значение на ложе?
Бакид набычился и что-то злобно
пробурчал. Расслышал его слова только Лисипп. Он нагнулся к эфесцу
и негромко произнёс, покосившись на ноги афинянки:
– Как ты думаешь, какую силу в себе
таит этот пальчик, который только что держал весь её вес? И что
будет с незадачливым мужем, которому удар этого пальчика придётся в
пах?
Таис поднялась с ложа.
– Я устала, Лисипп. Позволь мне
покинуть твоих гостей.
– Зачем ты просишь меня об этом,
Таис? Разве ты чем-то обязана мне?
– Разреши, я провожу тебя, –
вскинулся Менелай.
Гетера хотела сказать, что в том нет
необходимости, ибо она пользуется гостеприимством скульптора, и
всего лишь пройдёт на женскую половину дома, но, задумавшись на
мгновение, кивнула головой.
Они вышли в ночную прохладу перистиля
и, когда остались одни, афинянка все же созналась, что провожать её
имеет смысл всего пару десятков шагов. Менелай не смутился.
Казалось, ему и этого расстояния вполне достаточно, чтобы ощутить в
себе силы на прыжок до вершины Олимпа.
Таис глядела на македонянина, но
видела другого человека, его брата. Воспоминания кружились перед
глазами переливающимся калейдоскопом.
"Так ты из свиты македонского
царевича?"
"Верно. А ты – та самая Таис, про
которую говорят, будто за ночь с ней иному не хватит и
таланта?"