– Валяешься дней пятнадцать. А они,
да, возвращаются. Сейчас топчутся у Абидоса, а может уже
переправились.
– Но не все?
– Не все, – кивнул Птолемей, –
большая часть эллинов всё ещё в Троаде. Почти все корабли достались
Пармениону и вернуться в Элладу без него сейчас непросто. Мы тут
стоим тремя лагерями, если не считать тех, кто пошёл за новым
царём. В Лампсаке часть "друзей", почти девятьсот человек, кое-кто
из отрядов Пердикки и Кена. Ситалк с одрисами, но эти скорее не с
нами, а просто поблизости. Агриане ушли с Парменионом, а все прочие
рассеялись. Окрестности грабят. Мы, кстати, тоже. Местные звереть
начинают.
– Это владения Мемнона. Александр не
зря приказал щадить их и не обижать жителей: увидев, что земли
родосца не пострадали, персы заподозрят его в предательстве. Это
при любом раскладе разумно и полезно. Если, как ты говоришь, он жив
и сбежал, то немало ещё нашей крови выпьет.
– Нас тут почти три тысячи человек,
лошадей много, жрать что-то надо.
– Кого избрали старшим? Тебя?
– Мы с Пердиккой командуем. Остальные
пока слушаются, но начинают огрызаться. Ждут, когда ты в себя
придёшь. Ты старший, тебя хотят вождём. Все.
Антигон выдержал паузу.
– И ты?
Тишина, пронзительная настолько, что
слышно сердце, мерно отбивающее:
"Раз, два, три, четыре..."
– И я, – ответил Птолемей.
Вздох.
– Вы решили, что я за Парменионом не
побегу?
Птолемей кивнул, забыв, что Антигон
его не видит, однако стратегу подтверждения не потребовалось.
– Ну да... Если бы здоров был тогда,
на том вашем собрании... Не знаю. В себя ещё не пришёл. Осмотреться
надо, – Антигон дёрнул уголком рта, – подумать. Эллины что?
– Которыми ты командовал, весь
Коринфский союз и фессалийцы впридачу, стоят у Дардана. С этими всё
понятно – при первой возможности свалят на родину. Наёмники где-то
под Илионом. Они чего-то отделились, не знаю, почему.
– Понятно, а персы?
– Мы сначала их очень опасались.
Боялись, что они соберутся с силами и скинут нас в море. Но потом
катаскопы[1] и кое-кто из местных,
перебежчики, сообщили, что при Гранике мы уничтожили все персидские
рати по эту сторону Тавра. Остались гарнизоны в городах, но они не
высовывают носа. При погребении побитых персов пленные опознали
трупы зятя Дария и внука Артаксеркса. Лидийского сатрапа, убийцу
нашего царя, Клит лично изрубил в куски, я сам видел. Потом пришли
известия, что сатрап Фригии-на-Геллеспонте, Арсит, не выдержал
позора и наложил на себя руки.