Таис отошла в сторону и присела на
ложе. На неё уже никто не обращал внимания, даже тот молодой
человек, что настойчиво стремился первым завоевать её
благосклонность.
Фрина обняла девушку за плечи.
– Тот Птолемей, что год назад
приезжал в Афины с посольством Александра?
Таис кивнула. Щеки её предательски
блестели.
– Он так тебе... запомнился? Ну,
будет убиваться, ведь ещё ничего не известно. Всё будет хорошо,
родная. Пойдём отсюда, сейчас эти козлы вцепятся друг другу в
бороды, выясняя, кто из них больше сложил в свои сундуки
"филиппиков" и кого следует вытолкнуть первым на съеденье
Демосфену.
Женщины покинули злосчастный
симпосион. Вместе с ними Эвбул отпустил и флейтисток с
виночерпиями. Демад, вконец измученный вопросами, налил себе вина и
выпил, не разбавляя. Он стал уже не нужен: гости достигли
состояния, нередкого в Народном собрании Афин, когда все говорят
одновременно, и никто никого не слушает. Эсхин некоторое время
молчал, мрачно переводя взгляд с одного спорщика на другого, потом
не выдержал и во всю немалую мощь своего раскатистого баса
гаркнул:
– А ну, тишины! Тише!
Вздрогнули даже рабы на кухне в
отдалённой части дома.
– ...вот и я говорю, надо сначала...
– не заткнувшийся вовремя оратор съёжился под взглядом Эсхина и
пролепетал, – назад... отобрать...
– Чего назад отбирать собрались?
Шкуру неубитого медведя уже делите?
– Так убитого же...
Гневная молния из глаз и спорщик
совершенно втянул голову в плечи. Эсхину совсем не нравилось, что
столь важное совещание придётся проводить в присутствии слишком
большого количества лиц, с которыми хорошо пить и тискать
флейтисток, но никак не обсуждать вопросы деликатнейшего характера,
от которых, возможно, жизнь зависит. Однако, деваться некуда, он
хорошо знал своих сограждан: если сейчас кого-то отпустить, то их
языки развяжутся в шаге от порога эвбулова дома и Демосфен начнет
действовать прежде, чем они смогут что-то решить.
Гости молчали, пожирая глазами
оратора, который мерил шагами зал, заложив руки за спину. Наконец,
он остановился спиной ко всем и, чуть повернув голову,
произнёс:
– Однажды пастух со скуки стал
кричать, что на отару напали волки. Прибежали люди с дубьём, а он
посмеялся над ними. На следующий день он решил пошутить снова и
опять народ сбежался спасать овец. Рассердились люди и тем
дрекольем, что на серых заготовили, побили пастуха. Никто не
поверит Демосфену, у всех поджилки трясутся при мысли о судьбе
Фив.