– Ну же! – кричал Гелланик, работая
копьём, – осталось немного! Навались!
Навалились.
– Дайте им ещё! – ревел Тимандр.
Дали ещё.
– Агесилай! Агесилай мёртв!
Все, сейчас побегут.
Как бы не так!
– Эниалий! Тебе эта жертва!
Копья давно почти все переломаны,
пляшут клинки.
– Ах ты тварь! – Тимандр швырнул в
лицо спартанцу обломок своего меча, схватил его за щит, рванул на
себя и боднул гребнем шлема прямо в лицо. А в следующее мгновение
правое плечо обожгло льдом.
Стратег отшатнулся, укрылся за щитом,
отразив пару ударов, нырнул вниз, подхватив первое, что в руку
попалось, обломок копья, и, не обращая внимания на рану, вновь
утонул в схватке.
Спартанцы умирали, но не сдавались,
таща за собой в Аид десятки македонян, но те, ослепнув от ярости,
не видели потерь и бились отчаянно, наказав сами себе непременно
укрыть землю ковром из красных плащей.
Правая рука онемела, Тимандр почти не
чувствовал её и вынужден был отойти с первой линии. Он выбрался на
небольшой бугор, позволивший ему осмотреть поле боя, и первым
увидел конную лаву, переваливающую через холмы.
Менон. Явился, наконец-то,
бездельник, к самому концу. Не слишком торопился, мы пёхом быстрее
управились. А скажет потом, что именно он решил всё дело. Тимандр
поморщился, зажимая рану. Щит он опустил и прислонил к ноге.
Пора заканчивать. Стратег набрал в
лёгкие побольше воздуха и заорал:
– Гелланик! Явились фессалийцы! Давай
отойдём, пусть закончат! – перевёл дух и уже гораздо тише добавил,
– хватит губить воинов зазря, нужно просто стоптать лаконских собак
копытами.
Гелланик услышал, по рядам
гипаспистов прокатилась команда отхода. Щитоносцы отхлынули, у
спартанцев уже не осталось сил, подобно бойцовым псам вцепиться
зубами, и в смерти не отпуская врага.
– Ну, сдохните, твари, – оскалился
стратег.
Фессалийцы летели клином. А может
своим любимым ромбом, отсюда не разобрать. Вот только как-то
странно... Зачем взяли так круто вправо? Куда они?
– Куда ты прёшь, придурок?!
От первого жеребца Тимандр увернулся,
но в следующий миг что-то со страшной силой толкнуло стратега в
спину и вышибло из него жизнь.
Конница врезалась в ряды гипаспистов,
как тяжёлый таран.
– Менон, предатель... – процедил
Гелланик.
Он понял все и бросился в свою
последнюю атаку, намереваясь подороже продать жизнь.
А над кровавым полем плыл в
полуденном мареве торжествующий клич: