Воины шли по бокам от меня. Когда до
общего зала осталось шагов десять, и я притормозила, они взяли меня
под руки и повели дальше. Фактически они несли меня. Носки моих
кожаных сапожек едва касались пола.
В зале было светло и душно. После
холода и полумрака коридоров я словно угодила под палящее солнце и
в первые секунды растерялась. Придя в себя, увидела сдвинутые к
стенам столы. Там же были лавки, и на них ни одного свободного
места. Люди сидели плотно, плечом к плечу: мужчины, женщины. Все
чужие мне.
За те дни, что провела в крепости, не
успела толком ни с кем познакомиться. Но эти люди знали меня
прежнюю. Почему же на их лицах нет сочувствия? Мне бы сгодилась
любая эмоция. Но все смотрели равнодушно, а некоторые с неприязнью.
Что за человек «прежняя я», если всем плевать на мою судьбу?
В центре зала напротив гигантского
камина, в который я могла войти, не пригибаясь, лежала шкура
медведя. Воины направились к ней. Они все еще держали меня за руки
и правильно делали. Не будь этих тисков, убежала бы.
Теперь стояла лицом к «зрителям». Я
не видела себя со стороны, но сорочка наверняка просвечивала.
Слишком тонкой была ткань. Первой ко мне вышла незнакомая женщина с
чашей в руках. В чаше что-то горело, нещадно чадя. Я закашлялась,
случайно вдохнув дым. Женщина, не обращая внимания на мое удушье,
окурила меня с головы до ног. Попутно она шептала что-то обрядовое,
слов я не разобрала.
Следом из темного угла шагнул
Торвальд. Он словно материализовался из тьмы, или это тени сплелись
в его фигуру. В любом случае выглядело пугающе. У меня во рту
пересохло от страха и остро захотелось по маленькому.
Мужчина приблизился. От него пахло
морем и чисто мужским ароматом. Он смотрел куда угодно, только не
мне в глаза. Я пыталась поймать его взгляд, прочесть свой приговор,
но он постоянно отворачивался.
Когда Торвальд встал напротив меня,
заиграла музыка. Музыкант находился за пределами видимости – весь
мир заслонил собой Торвальд, но я узнала лютню. У певца был
приятный голос, немного высоковат для мужчины. В слова я не
вслушивалась, не до того было. Я во все глаза смотрела на мужчину
перед собой, гадая, как далеко он зайдет. Оказалось намного дальше,
чем я в состоянии представить.
Торвальд взялся двумя руками за ворот
моей сорочки и рванул ее. Ткань жалобно затрещала, я вторила ей
стоном – на большее перехваченное спазмом горло было не способно.
Одним ловким движением он разорвал рубашку до бедер, обнажая меня.
Никогда еще не испытывала такого жгучего стыда.