– ищут, где ведьма Мари прячет свои
ужасные куклы. А я, бедная сиротка, сижу, боясь вздохнуть от
страха, в самом темном уголочке своей комнаты и молюсь, чтобы
ужасные «гости» не ворвались ко мне. И вот до моего слуха доносится
радостный вой: это покойные нашли залу с куклами. И я наконец‑то
перевожу дух. Но тут чья‑то рука, царапая кожу головы когтями,
вцепляется мне в волосы – и я с ужасным криком просыпаюсь. После
того страшного сна я целый день была больна.
В один из вечеров Ульяша тихо
постучала в мою комнату и, когда я разрешила ей войти, шмыгнула
торопливо, словно мышка.
– Я
слышала… – сказала кормилица, прижимая ладонь к часто
вздымавшейся груди, будто бежала ко мне, а не шла. –
Лизавета увидела…
– Что увидела,
Ульяша? – нетерпеливо поторопила я кормилицу, так
как, не договорив, она в нерешительности замолчала.
– Эта Мари… Куклу
она лепит с твоим лицом! – выпалила Ульяша
разом.
Наверное, я побледнела, потому
что кормилица вдруг бросилась ко мне и, прижав к могучей груди,
испуганно забормотала:
– Девочка, девочка
моя, тебе нехорошо? Воды дать? Сейчас, погоди…
– Не надо воды,
Ульяша, – слабо сказала я, на самом деле чувствуя
дурноту. Новость, которую принесла мне кормилица, могла означать
лишь одно…
– Никак извести она
тебя задумала, окаянная! – с гневом и горечью
воскликнула Ульяна и, спохватившись, уже зашептала: –
Лизавета убиралась в комнате мадам, в той, которую ваш папенька
отдал для мастерства. И увидела куклу, похожую лицом на моего
ангела… Душа моя, Асенька…
На глазах кормилицы показались
слезы.
– Нашепчет, на
кладбище снесет куклу. А там…
– Замолчи,
Ульяша! – рассердилась я. Мне и без того страшно, так
зачем она пуще страху нагоняет?
– Прости, прости
дуру старую… – смутилась кормилица. –
Лизавета сразу ко мне бросилась, предупредить. А я – к тебе.
Папеньке бы вашему сказать!
– Папенька не
поверит, – с горечью ответила я. – Он
восхитится и обрадуется. Решит, что мадам мастерит мне
подарок.
– Я украду эту
куклу! – с живой горячностью воскликнула Ульяна. Но я
покачала головой:
– Мадам новую
сделает.
От страха дурнота накатила новой
волной, и я схватилась за стену, чтобы не упасть.
– Душа моя,
Асенька… – запричитала Ульяна. –
Приляг, приляг, милая. Я воды принесу.
– Ульяна, придумай
что‑нибудь! – прошептала я, складывая ладони у груди,
как в молитве.