И сейчас Ада тоже не была уверена,
что секретарь опять не приняла за важного посетителя какого‑нибудь
проходимца, но Лина назвала имя, от которого сердце по старой
привычке сжалось в комок, а затем забилось в лихорадочном
ритме.
– Борис Борисович.
– Когда? – спросила Ада
после некоторой заминки. Спокойно: не должно быть подобной – на
одно лишь имя – болезненно‑беспокойной реакции сердца – все в
прошлом. Она сама поставила точку. Рубанула по живому, разделив две
сросшихся, глубоко проникших друг в друга души, оставив рваные,
кровоточащие раны, необработанные – они еще долго заживали сами по
себе. Но… они оба выжили и справились. Кажется. Звонки от ББ в
последние два года были редки, как государственные праздники. А
сама Ада ему никогда не звонила.
– Утром, когда вас не было.
– Странно, но он мне не
перезвонил, – пробормотала вслух Ада не столько Лине, сколько
самой себе.
– А он не звонил, он
приезжал.
– Борис Борисович в
Москве?! – вырвалось слишком уж горячо.
В последний свой приезд он нагрянул
так же неожиданно, без предупреждения. Аду тогда, помнится, все же
обидно задело, что Борис, пробыв в Москве целых три дня, к ней
заглянул за час до отъезда в аэропорт. Хотя и понимала, что так и
надо.
Это он, кстати, сказал как‑то Аде,
что люди, пойманные врасплох неожиданной встречей, частенько
проявляют свое истинное лицо.
– Да. В Москве.
– Спасибо, Лина, – сухо
поблагодарила Ада, стараясь скрыть нарастающее неприятное чувство,
что Борис, как и в прошлый раз, решил увидеться с ней лишь перед
отъездом. – Меня сегодня, скорее всего, уже не будет –
переводи всех на Сташкова.
– Поняла, – кивнула девушка
и наконец‑то ушла. А Ада, едва за секретаршей закрылась дверь,
обхватила голову руками и устало вздохнула, затем, спохватившись, в
надежде схватила мобильный, но пропущенных звонков на нем не
оказалось.
Если бы это происходило до того, как
она поставила точку в их личных отношениях, Ада не стала бы звонить
Борису из упрямого чувства гордости, но сейчас набрала его номер и
поднесла трубку к уху. Слушая длинные, тягучие гудки, она
рассматривала в окно ветку березы, по которой так же, как и
накануне, прыгал воробей. Времени с того момента прошло не так уж
много, а ей казалось, что по меньшей мере – неделя. Вряд ли это тот
же самый воробей, но Аде почему‑то хотелось думать, что наведался
«старый знакомый», с которым ее сравнил Сташков. Отвлекшись мыслями
на пташку, она не нервничала, ожидая ответа, но и не заметила, что
слушает гудки уже неприлично долгое время. Спохватилась лишь тогда,
когда воробей вспорхнул и улетел, и тогда поспешно оборвала вызов,
понадеявшись на то, что Борис просто отключил звук звонка и потому
не взял трубку, а не оставил где‑то телефон. В последнем случае
тот, кто слышал такое долгое треньканье, наверняка разрядился
раздраженной тирадой в адрес назойливого звонящего.