– Да ведь грех‑то
какой, Асенька! – жалобно промолвила
она. – А ежели мадам Мари и правда ребятеночка ждет?
Не по‑божески зло против нее затевать.
– А по‑божески меня
изводить? – воскликнула я. – Ульяна,
боюсь я ее! Сживет она меня со свету! Или про куклу ты неправду
сказала?
– Правду, – вздохнула Ульяна и
перекрестилась. – Ей‑богу, правду! Ну, так и быть,
Асенька… Возьму грех на душу ради тебя, моя кровиночка. Скажу мужу
моему, Силантию Валентиновичу, пущай тебя завтра спозаранку отвезет
к Захарихе, он знает куда. Никому про то не скажем! А ежели тебя
кто спросит, я найду, что ответить.
Я робко топталась у порога,
потому что неприветливая Захариха не пригласила пройти и присесть.
Ей было безразлично, что крестьянка, что графская дочка, для нее не
существовало чинов и классов. «А мне что царевна, что нищенка, все
едино, – пробормотала она, глянув на меня так
недобро, что «рыбий» взгляд мадам мне показался даже
ласковым. – Просьбы у вас одни. Все вы
грешницы».
Вот так вот.
Захариха смотрела на меня
немигающим змеиным взглядом, ожидая, что я начну рассказывать, но я
молчала: язык у меня словно присох к гортани. Повернуть бы назад,
да ноги словно тряпичными сделались. Так и стояла я перед ней,
испуганная и со стыда сгорающая, будто публично
обнаженная.
В избе сильно и горько пахло
травами, так, что дурманилась голова. Я украдкой скользнула
взглядом по сторонам и увидела развешанные под бревенчатым потолком
пучки трав, какие‑то я смогла опознать: зверобой, мать‑и‑мачеху и
крапиву.
Сама же знахарка внешне не
внушала страха: деревенская баба, да и только. Но и доверия тоже не
вызывала. Она не была похожа на ведьму. Не сгорбленная, напротив,
спина ее была прямой, как доска, не согнутой ни возрастом, ни
тяжестью жизни. Нос – обычный нос простолюдинки, с широкой
переносицей и мясистым кончиком. Никаких бородавок, пятен и других
«ведьминских» меток на лице. Только, пожалуй, взгляд казался
излишне суровым из‑за сросшихся на переносице бровей. Волосы у
ведуньи были убраны под синюю косынку, концы которой, обернутые
вокруг головы, были завязаны надо лбом «рожками».
– С чем
пожаловала? – поторопила меня Захариха, не дождавшись
от меня ответа. И я, испуганно оглянувшись на дверь, словно
проверяя, не подслушивает ли оставленный во дворе караулить лошадь
Силантий, робко принялась рассказывать.