— Может, и видели, а может и нет. Что
нам за это будет?
Илай растерялся, и это его разозлило.
Этот сорванец еще торговаться будет!
— Если сам не скажешь, я прочту твои
мысли, — пригрозил он, указывая себе на глаза.
Поначалу жизни в монастыре он и сам
боялся, что кто-нибудь из наставников проберется ему в голову, а
потому старался вести себя хорошо, даже мысли дурной не допускать.
Пока не узнал, что это невозможно.
Лес, ухмыльнувшись, привалился к
ограде, хрустя невесть откуда взявшимся новым яблоком и наблюдал за
разворачивавшейся перед ним сценой.
— Ну давай, угадай, о чем я думаю! —
выкрикнул предводитель мальчишек под одобрительное гугуканье друзей
и зажмурился с такой силой, что аж побурел.
Паршивец! Никакого уважения к
старшим!
— Думаешь, как бы в штаны не
навалить, — прошипел Илай и схватил того за шиворот. — Быстро
говори, что знаешь!
— А-А-А-А! — завизжал мальчишка. —
Пес лягавый, скуда поганая!
Лес, еще жуя, отбросил огрызок и явно
хотел что-то сказать, а мальчишки с воплями бросились прочь. Трусы!
Тут маленький наглец извернулся и со всей дури саданул Илаю пяткой
в голень, да так, что от неожиданности подогнулось колено. Затем
второй ногой крысеныш двинул ему между ног. Из глаз посыпались
искры, разумеется, янтарные.
И почти сразу ему на голову, прямо на
новенький форменный плащ и треуголку посыпался град чего-то мягкого
и чрезвычайно вонючего.
— Закидывай лягавых! — орали
мальчишки. Вернулись-таки за своим.
Навоз, серафимы! Конский навоз!
Еще не в силах выдавить ни слова,
Илай прикрыл голову. Руку, естественно, пришлось разжать, и
пойманный мальчишка со своей бандой задал стрекача.
«Брат, спаси…» — даже неслышный,
голос прозвучал до крайности жалко.
«Прха-аха. То есть, понял», —
отозвался Лес уже на бегу.
Илай остался стоять на коленях,
пытаясь вдохнуть достаточно воздуха и обеими руками прикрывая свое
отбитое естество. С его прекрасной форменной треуголки печально
скатывались в снег конские яблоки.
«Какое унижение», — мысленно
простонал он, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Мр-руа? — басовито подал голос
кошкан. Он тоже не захотел бежать за мелюзгой.
— Фундучок, один ты меня жалеешь!
Через какое-то время ему удалось
подняться на дрожащие ноги. Леса нигде не было видно, зато поодаль
стоял фонтан. Илай проковылял к нему, сел на бортик и зачерпнул
полные ладони снега из чаши. Лицу тоже досталось, и вонь теперь
окружала его ореолом, словно благое свечение.