Он подобрал
с пола оставшийся моток паракорда, отрезал два длинных куска своим
перочинным ножом, спутал запястья двух женщин петлями от общей
веревки и закрепил концы на штырях, торчащих из стены отсека. Потом
стянул им щиколотки, пропустив последние петли под железным
каркасом сидений. Робинс открыла глаза, но не издала ни звука,
только тяжело дышала.
Странник
уселся на место. Пульс паровым молотом бухал в голове. Воняло
соляркой, потом и машинным маслом. Он размышлял о Жаре и о его
туманных пророчествах, которые по словам самого Посредника были
никакими не пророчествами, а частью формулы, которую он, Килар,
должен сложить из множества составляющих.
Три
зерна, дающие всходы, и в каждом—три ступени к
пьедесталу, а если сложить их вместе, получается единица. Это уже
не ноль, но еще и не двойка, но эта цифра очень важна, ибо с нее
начинается любой отсчет.
«Чертовски
умно, старина. Может быть даже чересчур. А ты у нас настоящий
самородок, подлинный бриллиант среди туземцев, Сократ и Аристотель
в одном лице… Стоп! Какого хрена я несу околесицу? Сосредоточься,
сукин ты сын!».
Трое
первых станут испытанием. Двое образуют с тобой неразрывное
единство, но сначала причинят боль. Их цвет
зеленый.
«Похоже, я
нашел их, все точно».
Третийокажет тебе услугу, но его сущность
двулика. Его
цвет—цвет черной полыни. Его слово рождает
яд.
«Кто ты,
Третий?»
Бык.
Опасайся Быка.
Килар
стиснул двумя руками винтовку. Ему померещился чей-то сгорбленный
силуэт в дальнем углу отсека. Но нет, всего ли изгиб нейлоновой
сетки, удерживающей коробки с припасами. Странник нервно облизал
губы. Они были сухими и шершавыми, как борозды на проселочной
дороге в засушливый сезон, и на них появилось несколько глубоких
трещин. Килар ощутил металлический привкус крови, почесал отросшую
за месяц клочковатую бородку. Должно быть он выглядит как
дикарь.
Вторая
тройка, суть, один над всеми. Он заключает в себе силу троих
демонов.
«Не корежь
себе мозги, приятель!»—с досадой огрызнулся он в темноту.—«Не
пытайся разгадать смысл вещей, для которых еще не наступило время.
Другими словами, блин… не пытайся торопить судьбу. Себе
дороже!».
Странник
прислонился затылком к жесткой подушке из дерматина, дрожащий от
непрерывной работы двадцати цилиндров танкового дизеля.
«Ты
перестал называть себя Алексеем, а это кое-что
значит».