—дурной признак. Не верилось, что еще
вчера, в это же время, ее кисть была здоровой, гибкой и сильной.
Казалось, прошли годы. Теперь от нее словно отрезали половину.
Одноруким не место в строю. Как прикажете управляться с техникой и
оружием, если она едва может расстегнуть ширинку? Период
выздоровления может занять многие недели, а то и месяцы. Или она
вообще потеряет левую руку. А если воспаление перерастет в
сепсис...
«Хвала
богам, что не правая»,—подумалось ей, но это выглядело как
неуклюжая попытка обмануть себя. Не за что ей благодарить богов. Ни
беспомощных младших богов ее родины, ни того неведомого единого
Бога, о котором постоянно рассуждал Жар. Даже жалкие крохи удачи
пришлось выцарапывать у судьбы с боем, расплачиваясь потерей
нравственных ориентиров и кусками собственной плоти.
Килар
тронул ее за плечо, и Линн от неожиданности вздрогнула.
—Пора сделать привал,—Голос Странника
показался ей осипшим и утомленным. Его тоже окутывал запах болезни.
От тела исходил жар, как от печки.—Ты вела всю ночь.
Теперь отдохни, а потом обсудим наши планы на будущее.
— Чепуха!
Ты уже давно принял
решение!—Получилось грубовато, но иначе она сейчас не
могла.—Интересно, где ты приобрел эту дерьмовую привычку:
думать за других. Кто тут старший офицер—ты или
я?
—Кажется, мы с тобой говорим о разных
вещах.—Килар отказался принимать ее словесный вызов.—Будет
лучше, если ты поспишь хотя бы часа четыре, а лучше шесть или
восемь. Кроме тебя этот тарантас вести некому. Если свалишься от
истощения, мы еще долго будем танцевать лезгинку на горячей
сковороде. А может останемся тут навсегда, и какие-нибудь песчаные
черви обгложут наши сухие косточки.
— Все равно
ты много на себя
берешь.
—А, по-моему, в самый раз.
Сквозь
коридоры гаснущего сознания прокатилась волна раздражения, идущая
от пошатнувшихся основ ее личности. И в тоже время ей захотелось
истерически расхохотаться прямо ему в лицо. Линн отогнала прочь то
и другое. Ей пришлось не сладко за последние дни, но она не обязана
вести себя как истеричная дура.
Усталость
наваливалась на нее со всех сторон, и теперь это была уже не
временная слабость, которую можно превозмочь с помощью
самовнушения. Казалось, ее тело весит вдвое, а то и втрое больше,
чем несколько часов назад. Она как будто тащила за спиной торбу,
набитую чугунными болванками. Рассудок нашептывал Линн, чтобы она
перестала сопротивляться и заснула прямо здесь, сию же минуту, пока
под ней есть удобное анатомическое сидение, а за спиной