— Обещаю,
что этот разговор останется между нами, — Линн удивилась
собственной податливости. В ней проснулось какое-то нездоровое
любопытство.
— Однажды я
нашла ее в зарослях, к юго-востоку отсюда. — Робинс строила фразы
медленно и тягуче. — Там есть поляна на берегу озера. Она бегала по
берегу в чем мать родила и собирала цветы. Вы только представьте
себе! Кадровый офицер бегает голая по траве и смеется — так
беззаботно и весело, как могут смеяться только дети и сумасшедшие.
Подхватывает на бегу цветы и вплетает их себе в прическу. Поначалу
это выглядело чертовски странно… застать своего командира в таком
нелепом виде. Когда знаешь кого-то достаточно долго, у тебя
складывается определенное мнение о нем. Все мы привыкли мыслить
стереотипами.
Неподалеку
садился тяжелый карго-бот похожий на летающего кита. Сопровождавшие
его два «скорпиона» из штурмового авиакрыла зависли над кронами
деревьев, посвистывая турбинами и моргая габаритными огнями на
плоскостях обтекателей. Буш отозвался непокорным шумом
листвы.
— Но вот
что странно… — Сержант заглянула Линн в глаза словно в попытке
перелить в нее собственные эмоции. — В тот момент я понимала ее.
Сейчас я не смогу объяснить, что со мной произошло и главное —
почему это произошло. Но тогда... Вот дерьмо! Тогда я была
готова присоединиться к ней. В том, как она скользила среди цветов,
было что-то неприличное и вместе с тем притягательное, волнующее,
может даже возбуждающее. Какое-то... Вот ведь… Какое-то
вожделение!
Теперь уже
Линн резко подняла голову. Прядь волос упала ей на
глаза.
— Ты
произнесла за… запрещенное слово! — Челюсти словно приклеились друг
к другу и не хотели разжиматься. Она отбросила волосы назад. Капля
пота скатилась со лба, попала на верхнюю губу и обожгла ее как
раскаленная пуля.
Робинс
улыбнулась без всякого страха, смущения или раскаяния. Линн
захотелось вскочить и убежать прочь. Она ощутила силу запретного
слова в своей неугомонной промежности. Вожделение… Такое
невозможно забыть.
— Ты не все
мне сказала. — Линн наклонилась к самому уху сержанта, повинуясь
необъяснимому мгновенному побуждению. — Раз уж взяла с меня слово,
то говори до конца. Или покончим с этим!
Робинс
кивнула все с той же непринужденной улыбкой:
— Говорить
правду гораздо проще, чем лгать, хотя именно этим мы и занимаемся
большую часть жизни. Мы лжем соседям, друзьям, начальству. Мы лжем
на исповеди в храме и даже самим себе. Но я устала
притворяться.