гораздо чище!» Впечатляюще,
Эрвинс! Впечатляюще глупо с твоей стороны говорить такие вещи в
компании с шестью сучками, у которых яблочный пудинг вместо
мозгов.
— Как...
как ты узнала, что я... — Линн замолчала на полуслове.
Оправдываться и задавать вопросы не имело смысла — все равно что
запирать двери стойла, когда лошадь уже выбежала.
— Очень
просто. — Эльза потрясла перед ней блокнотом. — Твои закадычные
подруги прибежали ко мне раньше, чем успел остыть кофе, поданный на
обед. Я смогла убедить их не подавать письменный рапорт, иначе твое
дело уже рассматривала бы коллегия Священного Трибунала. — Она
разглядывала Линн поверх очков как блоху под микроскопом, — Но не
обольщайся, Эрвинс. Твоя жизнь все еще висит на нитке. Я могу и
передумать.
Линн обвела
кабинет затравленным взглядом. Никелированная центрифуга на столе
Эльзы вращалась как детский волчок. Резное панно на торцевой стене
изображало Великую Мать с безупречным лицом ангела и огромным
животом, заключающем в себе еще не рожденную Вселенную. Ее чело
сияло как Пальмира в зените. Бесполые меньшие боги сгрудились
вокруг ее подола — испуганные цыплята у ног наседки.
Цыплячий помет…
Паршивая аллегория.
— Ты
намерена меня посадить?
Полковник
швырнула блокнот на стол позади себя.
— С такой
железобетонной доказательной базой можно надолго посадить тебя под
замок или даже поставить перед расстрельной командой. Слухи о тебе
расползлись по всей Леоре. Но я не стану ничего делать.
—
Почему?
— Потому,
что ты права, черт возьми!
Эльза
выпрямилась, убрала очки в футляр, потерла двумя пальцами
переносицу.
— Я подпишу
твое идиотское заявление. Ты ходишь по краю безумия, и скорее всего
оступишься рано или поздно. В любом случае сюда, в центр
специальных операций, ты уже не вернешься. Думаю, это более чем
понятно.
— Более
чем. — Изнутри ее продолжал терзать страх, но внешне Линн
оставалась спокойной. Одни боги знают, каких усилий ей это
стоило.
— Мы больше
не можем закрывать глаза на правду, — заявила она. — Если ты
признала мою правоту, то должна признать и то, что это...
нездорово. Весь мир разделен на две части, и только мы изо
всех сил боремся за право быть несчастными. Но тако больше
продолжаться не может!
— Почему
нет? Наши предки делали это на протяжении трех веков.
— Ты
знаешь, что у нас не осталось времени. Нулевой допуск означает
полную осведомленность. Шестьдесят лет назад статистика
регистрировала всего три процента тяжелых врожденных патологий, а
теперь эта цифра выросла втрое. Положение усугубляется год от года.
Во имя спасения души мы отказались от прямого зачатия и перебили
всех