Раскочегаренный костер согрел его и вернул толику оптимизма.
– Ну, что: можно снова сходить к протоке, – прикинул он план
действий. – Нарвать рогоза, собрать побольше камней.
План Саньке не нравился. Ибо камышовая диета его явно не спасет.
Да и какой смысл тут торчать? Надо искать дорогу и выбираться в
цивилизацию. Там сразу и покормят: кругом же советские люди!
Наверное, можно и в экспедиционный лагерь возвращаться: Шаха.
Скорее всего, уже в Хабару вернулся. Да и Мишане надо по шее дать
за его чудо-грибы.
Мысли о палатке, о кухне из горбыля, где всегда есть горячий
сладкий чай, где можно погрызть горбушку черного хлеба, вызвали у
Саньки легкое головокружение и обильное слюноотделение. Никогда в
жизни он еще не мечтал так сильно о простом хлебушке! Но, прежде
чем пойти, беглец решил подстраховаться. Спички почти закончились,
и на второй раз трюк с разжиганием костра мог не сработать.
Взявшись за «топор», он силой мысли превратил его в мотыгу и
принялся рыть землю.
Слой дерна оказался тонким, ниже грунт шел песчаный, так что
Санька за 10 минут дорылся до глины. Отколупав кусок на полтора
кило, он быстро вылепил из него глубокую чашку с толстым низом и
сунул в костер. Долго не ждал, ему ведь не керамика нужна, а просто
крепкая емкость. Вынул чашку и, дождавшись, когда та подостынет,
накидал в нее углей. Да, он решил взять костер с собой! Гениальная
идея, которую Известь подчерпнул во время прочтения «Борьбы за
огонь» – тоненькой книжки, которую в Хабаровске издали три года
назад – и тираж расхватали, как горячие пирожки!
– Пирожки… вот сука! – вздохнул голодающий студент.
С чашкой в одной руке и «топором-мотыгой» – в другой, Санька
пошел вверх по ручью. Тот по-любому выходит из каких-то
возвышенностей к югу от Амура, и рано или поздно путь горе-бродяге
пересечет какая-нибудь дорога.
– Поймаю попутку в любую сторону… – мечтательно строил планы
Известь, отмеряя шаг за шагом и периодически подкармливая угольки в
чашке чем-нибудь предельно сухим.
Себя подкормить было нечем: в ручье никакой живности не видно,
сухопутные твари разбегались заблаговременно. Даже рогоз не рос, но
скулы Саньки сводило от одной мысли о такой еде. Попалась лягушка,
но Известь не считал себя настолько ценителем французской
кухни.
– Ну, раз брезгую, значит, не такой уж я и голодный, – убедил он
сам себя.