Каждое утро начиналось с отупелого сидения на лежанке. Не
хотелось куда-то идти, искать жалкие крохи еды. Надежда
улетучивалась, тело болело – тоска наползала на него беспросветным
слизнем.
Ожить помогло то, о чем и не думал: когда на восьмой день
брожений наткнулся на здорового медведя. Мишка был сыт и
благоденствовал, а потому полностью проигнорировал ободранного
человечка. Но голова у Саньки прояснилась в миг! Все приглушенные
инстинкты проснулись и заголосили: ЖИТЬ! Мы хотим жить! Известь
сразу вырезал себе из выворотня дубину, начал жечь по ночам жаркие
костры…
Они-то всё и изменили.
Потому что вечером четырнадцатого (или десятитысячного) дня в
этом безлюдном мире, Санька поднял глаза над костром и наткнулся на
встречный изумленный взгляд.
По ту сторону от кострища стоял и настороженно пялился на него
какой-то сморщенный несуразный гном!
Ну, не гном, конечно. Невысокий сухонький человек, которого
кто-то, словно, старательно помял. Висящая лоскутами кожаная
шапочка, короткая легкая курточка с глубоким запахом, на ноги же
намотано вообще не пойми что. А в руках – истертая ладонями до
блеска палка с насаженным длинным свиноколом из серо-черного
железа, нацеленная прямо на него, на Саньку.
«Пальма», – машинально произнес он «тропическое» название
сибирского оружия.
Страшно не было. Гном, по ходу, боялся сильнее робинзона. Потому
что ему, явно, было, что терять. А вот Саньке…
– Здорова! – криво улыбнулся он губами, покрытыми коростой. –
Будешь Пятницей?
И на всякий случай Известь сложил щепотью грязные пальцы правой
руки и потыкал ими в раскрытый рот… А уже через 30 секунд жадно
вцепился в длинную полоску вяленого мяса и с рычанием отрывал
зубами кусок за куском. Жевать жилистое мясо не было ни сил, ни
желания, он глотал куски целиков, а живот урчал диким зверем,
поджидая добычу.
– Спасибо, друг! – чуть не плача благодарил он незнакомца, а тот
уже сидел у костра и разводил в деревянной чашке какую-то остро
пахнущую смесь.
Протянул чашку беглецу, когда тот доел мясо. Санька
подозрительно принюхался, но глотнул: в чашке оказалось что-то
одновременно кислое и горькое. Но бодрило.
– Большое спасибо, товарищ! – медленно и нарочито членораздельно
поблагодарил лесовика Известь. – Я заблудился. У нас где-то тут
экспедиция. Меня должны искать.