Солнце стояло в зените и нещадно жарило. Как быстро утренний
холод сменился полуденным пеклом! Беглец снял футболку, обмотал ею
голову – стало полегче. А вот на душе, наоборот,становилось всё
тяжелее. Санька шел уже несколько часов, отмотал поперек речной
долины около десятка километров – и ни одного признака
цивилизации!
Ручей уже показывал каменистое дно, заросшие сопки обступили
южный горизонт стаей гопников, почуявших тихое позвякивание мелочи
в штанах… А Санька всё еще не понимал: где он? Ведь пересек уже
немалую часть речной долины. Самой заселенной части края, где
бусинами на реку нанизались десятки деревень. А между ними –
дороги! Если не асфальтовые, то хоть грунтовые. А еще – густая сеть
проселков к покосам, к пасекам, к местам рыбалки…
Беглец поднялся по склону сопки, оглянулся на раскинувшуюся
панораму – и ничего! Нет кривых многоугольников полей, нет ниток
ЛЭП… И дорог тоже. Похоже, что в обозримых окрестностях нет ни
одной деревни. Равно как и археологического лагеря от ХГПИ. И Шахи
тоже нет.
Последнее было единственной хорошей новостью в беспросветном
мраке открытий.
– Чо за хрень, – выдохнул Санька.
Ноги внезапно дали слабину, и он присел на прогретый солнышком
камень.
– Ты чо, Рыбка, в натуре, меня спрятала? – севшим голосом
спросил он седые от зноя небеса.
А в голове неожиданно ясно всплыли слова наркоманского
волшебного существа: «Что пожелал – отменить уже нельзя…».
– Может, я не оклемался еще? – с надеждой спросил Санька у
самого себя.
Надежда была слабой: такого сильного голода, таких назойливых
насекомых ни один приход не создаст. Да и время – «робинзон» очень
хорошо чувствовал ход времени.
– А в «робинзоне» кавычки-то можно убирать, – вздохнул он.
До вечера Санька так и не нашел никаких признаков людей. Повезло
только с едой: в толстом ковре прелой листвы нашел пару десятков
лисичек и опят. Дождей не было уже несколько дней, так что грибы
были червивые, но у Извести даже тени сомнения не возникло. Он лишь
основательно прожарил их на костре и съел вприкуску с черемшой. Всю
ночь крутило живот, однако, голодный желудок победил.
Последующие дни погружали Саньку во всё большую тьму отчаяния.
Куда бы он ни пошел – всюду никаких следов человека. Никакого плана
у него больше не было – любое направление движения казалось равно
бессмысленным. К тому же, глобальную задачу всё сильнее вытесняли
локальные. Робинзон с каждым днем слабел от голода и понимал, что
движется по спирали к неизбежной смерти. Один раз чудом ему удалось
поймать перепелку (или что-то вроде этого). Он съел ее чуть ли не с
костями и перьями, только помогло мало. Организм не получал нужной
энергии и жрал сам себя. От этого становилось всё холоднее по
ночам, а легкая одежонка приходила в полную негодность. Санька
понимал, что от него воняет, многочисленны мелкие ссадины
загнивали, тело всё искусано комарьем.