По глазам гнома явно читалось, что тот не понял ни слова. Разве
могут еще жить на Дальнем Востоке такие дремучие туземцы? Санька
пытливо осмотрел лесовика и его обильную сбрую. Нигде не видно
никаких признаков чего-нибудь современного, заводского, фабричного.
Всё – из кожи, дерева или кости. Кустарное, ветхое, сделанное на
коленке. Но, с другой стороны, есть железный нож на поясе и длинное
колюще-рубящее лезвие копья по имени «пальма».
«Да, куда ж я попал? – отчаянно путался в догадках Санька. –
Хотя… Пофиг. Все-таки сыт. И не один в этом пустом мире».
– Я Санька, – ткнул он себя в грудь. – Понимаешь? Сань-ка!
– Саника-саника! – улыбается сморщенный гном и хлопает себя по
голове. – Кудылча!
…Утром Кудылча поманил Саньку за собой, и тот охотно пошел,
поскольку оставаться в одиночестве не согласился бы ни за какие
коврижки! Два дня брели они то с горки, то в горку. Два дня Известь
дивился, как лесовик практически из воздуха доставал еду. Потом из
тайника достали крохотную берестяную лодочку и дальше поплыли с
«комфортом». То ли по реке, то ли по цепи связанных озер. В лодочке
имелись лук и стрелы, несколько костяных гарпунов – так что на
вечер оба приятеля обожрались свежей рыбой.
Санька жадно выхватывал в щебетании Кудылчи отдельные слова,
переспрашивал, уточнял смысл. Слова вроде простые, но разобрать
речь было совершенно нереально.
Наконец, лесовик привел найденыша в свое селение – и Санька
окончательно убедился, что это не его мир, не его Советский Союз.
Потому не могло быть у малых народов СССР такого жалкого
местообитания: одно-единственное приземистое деревянное строение,
сложенное из тонких почерневших бревнышек. А вокруг – десяток
балаганов из коры и бересты и вообще шалаши из веток. Еще несколько
единственных крепких сооружений – это маленькие сарайчики,
установленные на высоченных пнях. Санька догадался, что эти
«избушки на курьих ножках» - амбары, защищающие запасы от зверья –
крупного и мелкого.
Кстати, о зверье. В самой деревеньке, в ограде и на привязи
сидел медведь. Еще не взрослый, но весом побольше Извести, не
говоря уже о мелких аборигенах. Медведь легко мог оборвать привязь
и разрушить огородку, но не делал этого.
«Ага, об этом я слышал, – улыбнулся Санька. – Они взяли его
прошлой или позапрошлой зимой прямо из берлоги, вырастили, как
домашнего. Мишку все считают своей родней, кормят, обнимаются… А на
медвежий праздник из луков расстреляют».