– Ссученыш! Ты на что.. Ты на кого лапу задрать посмел! –
Хабаров практически заплевал лицо найденыша, давая выход душившей
его ярости. – Сгною!
Ему было плевать на сидевших вокруг ближников. Плевать на
правила и порядок. Какой-то сосунок вознамерился запрыгнуть на его
бабу! Да и плевать на бабу… Но какой он будет атаман, если какая-то
шавка мелкая у него уведет Челганку! Ерофей готов был на месте
разорвать наглеца – чисто в показательных целях… Но остатки разума
в нем сохранялись.
– В холодную его! – заорал он казакам. – Связать – и к прочим
ворам!
Так Санька попал в компанию лидеров прошлогоднего мятежа. Теперь
он стал на равных с такими авторитетами, как Стенька Поляков или
Костька Москвитин.
Карьерный рост налицо.
Саньку не пытали. Смысл в пытках, когда ничего выяснять и
доказывать не надо. Просто сидел в тюрьме-землянке, гнил потихоньку
в холоде и сырости, пока за крохотным окошком шла весна. Дурной
любил весну, уж больно она хороша на Амуре. Либо зима слишком
плоха. Каждый май ему нестерпимо хотелось гулять ночи напролет.
Просто гулять.
…Как это было давно. Иногда даже возникали сомнения: а было ли
вообще? Теперь у Саньки были более бытовые желания: согреться,
помыться… и чтобы десны перестали кровоточить. Возникшие признаки
цинги его особенно пугали. Он даже просил кормившего пленников
казака дать им зимних лесных ягод, после чего был недвусмыленно
послан. Беглец из прошлого все-таки уговорил принести ему, хотя бы,
охапку хвои. Начал ее жевать, заваривать в кипятке. И с
сокамерниками делился рецептами. Хвоя или что иное – но по итогу им
помогло. А когда лед на Амуре окончательно очистился, Хабаров
смилостивился и выпустил всех из темницы. Ибо не в привычках
казаков было, чтобы кто-то «отлынивал» от работы, когда войско к
походу готовится.
Санька вышел из заточения предельно сломленным… По крайней мере,
он изо всех сил старался убедить в этом окружающих. На атамана глаз
даже не поднимал, потому что боялся, что прожжет в нем дыру – такой
яростью он был переполнен. Но показывать это никак нельзя. У
найденыша был план, и пока его еще вполне можно реализовать.
«Главное – дотянуть до сентября, – твердил он себе ежедневно. –
Не загнуться, не загреметь в тюрячку снова. Пусть хот сапоги об
меня вытирают… Лишь бы дотянуть и освободить Чакилган».