Теперь предстояло проделать тот же путь уже вверх. Карим нащупал
ногой опору, подтянулся вверх. Темный блестящий кусок, не выдержав
его веса, треснул, нога Карима соскользнула, он судорожно
забарахтал руками, скатываясь вниз, и только вцепился конечностями
в трещины, как мимо с легким свистом пролетела веревка. Со своего
места Карим даже увидел ее лохматый конец, прощально махнувший ему
в счастливый путь и утонувший в перламутре.
Обнимая гору над Большой Землей, Карим успел передумать много
вещей, начиная от сотворения мира и заканчивая цветом панциря
земляного червя. Следует заметить, ни одна из этих вещей не
включала в себя мысли «Какой же я недальновидный!». Другой конец
веревки все еще тесно обхватывал его талию, но ввиду недавнего
неприятного происшествия висел бесполезным хвостом. Горевал Карим
недолго. Если идти ввысь, тот сплошной участок без посторонней
помощи не преодолеть, следовательно, надо передвигаться вбок.
Двигаться в сторону оказалось тяжелее, чем подниматься или
спускаться. Местами приходилось висеть просто на руках, пока не
находилась подходящая опора, кое-где он висел на угрожающе трещащих
стволах кустарников. Однако даже это показалось ему мелочью, когда
он, миновав склон, внезапно оказался с наветренной стороны.
Невероятный силы шквал мгновенно принялся срывать его со скалы,
хлопать полами плаща и дуть в настрадавшиеся уши. Не то, чтобы
продолжить путь, сил не хватало даже на то, чтобы отвернуть голову
и вдохнуть. Карим уже попрощался с жизнью и ослабил хватку, когда
ногами нащупал что-то твердое: небольшую полоску, змейкой
скользящую в гору.
Припав к ней животом и грудью, следующие сутки Карим провел,
петляя меж каменных насаждений и массивов. Раз он попытался
сократить дорогу, но стоило ему чуть оторваться от тропы, как все
начало осыпаться и долго, удивительно долго лететь вниз, поэтому
Карим вновь слился с рельефом.
Когда он, наконец, довел себя до плато, над Барадом светила
луна. Карим заночевал там же, рядом с гончарной деда, и с первыми
всполохами утреннего пожара отправился подлизываться к бабке. Там,
залепив царапины, он передохнул до следующего рассвета и, опасаясь
опоздать, принялся наводить в Поющей Долине последние штрихи: отвел
от Дарительницы канал, пустил по нему родник, рассекающий поляну
надвое, небольшой, самый аппетитный участок обвел, отгораживая,
веревкой, остановился, оценивая свою работу, затем прытким зайцем
метнулся в кусты, выловил оттуда пучеглазого мальчишку и велел
привести в долину всех, кого сможет.