Впереди замаячили огоньки. Вначале Карим принял их за
светлячков, но для насекомых эти двигались организованно и быстро.
Неслись явно навстречу, с большой скоростью, через пару часов уже
достигли бы путников. Карим перебрал в уме все рассказы, имеющие
отношение к пост-кальеновским краям, но ни мог припомнить ни одной
угрозы от мерцающей точки. Тем не менее, сошел на обочину,
направился вдоль. Даже если светляки явились по их душу, от них
теперь не скроешься, но есть вероятность, что просто пройдут мимо.
Светляки увеличились в размерах, запрыгали синхронно: вверх-вниз,
вверх-вниз. Карим, поняв, наконец, что видит, поспешил
навстречу.
Огоньки вытянулись в подрагивающие факелы в руках нескольких
всадников. Карим замахал руками, надеясь, что заметят, затем резко
остановился.
- Не ждал? – хмыкнул благородный.
Карим расплылся в широкой улыбке:
- С этого момента и до вашей смерти, господин, мое сердце
принадлежит лишь вам. Но каким образом?..
Юнца сняли с замученной лошади, аккуратно уложили в телегу,
потянули обратно. Карим на ходу впрыгнул внутрь, примостился у
головы.
- Подумали, что чем быстрее мы встретим людей, тем лучше. У
развилки разделились. Если бы ты выбрал другой путь, тебя встречал
бы уже Агор. Мы ведь не опоздали?
- Небеса к нему благоволят. Если его не убило невесть что и мое
лечение, ему остается лишь прийти в себя.
- Признайся, ты ведь думал, мы сбежали?
- Я? Какие же безотрадные мысли теснятся в вашей белокурой
голове, единственным достойным украшением которой может быть лишь
капюшон святого или, на худой конец, царский венок? Я бы в жизни не
посмел помыслить, что…
Юнец открыл глаза.
Осада длилась восьмые сутки.
На пике над воротами пучила безресничные глаза голова –
результат переговоров с гаронцами. Последние стояли на стене,
скалили крупные желтые зубы, освобождать чужой город не собирались,
равно как и выпускать жителей. Оружие самое примитивное – копья да
мечи, - но для обороны большего и не надо. Лаяли что-то на своем
отрывистом гаронском, издевательски щурились, за двойными стенами
чувствовали себя в полной безопасности, открыто зевали,
потягивались.
Рагон взирал на кривлянья равнодушно, велел снять голову любой
ценой – не разрушать боевой дух армии. Настроение у атакующих было
не на высоте – все местные деревеньки разграблены, продовольствия
нет, народ в смятении бежал – себя бы прокормить. В лагере
появились ушлые торговцы, предлагали всякую всячину: рыбу, лепешки,
брагу. Хард всех гнал взашей, опасался засланников с той стороны.
Крестьянам Ана досталась самая изнуряющая работа, рубаки из пахарей
были никакие, их гнали колоть камни, заполнять рвы, рубить и тесать
лес. Оха отправлял подальше – вокруг него всегда собирались
остальные. Мастерили лестницы, устанавливали баллисты. Схема
крепости была на руках, выучили ее вдоль и поперек, выдвигали планы
по осаде.