– Опять ополчение, не иначе, – сделал правильный вывод командир
«Черных сердец». – Покажем этой деревенщине, как надо воевать. К
тому же пройти по их трупам будет быстрее, чем искать обход.
Он подал сигнал к боевому построению.
Вскоре две армии замерли друг перед другом на расстоянии трехсот
шагов – не достаточном для эффективной стрельбы, но уже в пределах
относительно хорошей видимости. Конечно, на таком расстоянии
ополченцы не могли разглядеть подробностей экипировки противника,
они видели лишь общие очертания всадников – этакую живую черную
стену. Внезапно от нее отделилось несколько пеших человек, которые
выбежали на пятьдесят шагов вперед и принялись что-то делать на
поле перед конницей.
– Сено раскладывают… – зашептались ополченцы, тут же вспомнив
рассказы Чесмана.
Тем временем всадники «Черных сердец» сняли с поясов маленькие
кожаные фляжки и сделали по нескольку глотков магического эликсира.
Затем привычно капнули его на ладони и протянули своим лошадям,
которые тут же слизали мутноватую, остро-пахнущую жидкость.
Всадники принялись горячить коней. Животные раздували ноздри,
грызли удила, взрывали копытами землю и протяжно ржали.
Пронзительное конское ржание, подхваченное ветром, донеслось до
ополченцев. В голосах опоенных эликсиром животных все чаще
прорывались злобные, рычащие нотки.
Чесман видел, что, несмотря на его предупреждение, большинству
пехотинцев становится не по себе. Они явно вспоминали слухи о
людоедских наклонностях боевых коней и начинали верить им.
Пол сейчас находился чуть впереди левого края баталии, вернее
двигался верхом вдоль линии пикинеров. За ним неотступно следовали
Келвин, Морн и флейтист, который должен был «озвучивать» приказы
Чесмана. Именно сигналы флейты и являлись на поле боя «голосом»
военачальника.
Второй флейтист находился на холме рядом с Ливагой, так что
теоретически сражением мог командовать и барон, но на деле вряд ли
– у предупрежденного заранее флейтиста должна была в нужный момент
ломаться флейта или происходить еще какая-нибудь неприятность.
Тем временем вопли коней перешли в настоящее рычание. Казалось,
что под седлами у «Черных сердец» не лошади, а львы-людоеды или
злобные, плюющиеся ядом мантикоры.
Чесман досадливо поморщился, глядя как бледнеют от этих звуков
ополченцы, и сделал знак своему флейтисту. Тотчас над склоном холма
раздался знакомый пехотинцам сигнал. Повинуясь ему, стрелки
опустили к ногам арбалеты, обнажили короткие мечи-«кошкодеры» и
принялись стучать ими по окованным металлом щитам. Алебардщики тоже
начали греметь оружием. Все ополченцы делали это дружно, в такт,
создавая себе фон для выкриков: «Мы победим!»