– Я понимаю, конечно, Дэнни, – улыбнулся Борис. – Но разве в
Сандунах плохо обслуживание? Красиво, чинно и даже в некотором
смысле благородно. Банщики, опять же, чрезвычайно очень опытные.
Обхождение имеют, ко всякому человеку своё. А уж к нам, людям
благородным, и подавно – особый подход.
– Знаешь, там… души нет.
– Как это «души»? Там же баня, а не церковь. Какая тебе там душа
понадобилась? – удивился Борис.
– Ну как бы тебе объяснить… Вот представь, что ты перед тем, как
поехать в лондонский клуб, захотел новый фрак. Чтобы по моде и
выглядеть, как истинный джентльмен. Представил? А теперь скажи:
куда ты пойдешь, чтобы его заиметь? В магазин на Тверской или к
отличному портному?
– К портному, ясное дело. Что я, приказчик какой или
мелкопоместный мещанин, по магазинам бегать? – ответил Борис
удивленно, подкрутив свои великолепные черные усы. Он их завивает
на европейский манер, да ещё красит, я так подозреваю, чтоб как
смола были. С недавнего времени я, польстившись, попросил
парикмахера сделать мои такими же. Специально отращивал целый месяц
и результатом остался доволен.
– Вот видишь. А к какому портному ты пойдешь? Которого хорошо
знаешь, с большой клиентурой, или к первому встречному, только
увидев вывеску?
– У нас свой, семейный портной имеется, – сказал Борис с
гордостью, – Андрей Янович Зильбельборд, поставщик двора…
– Знаю, знаю, – прерывал я друга. – Вот и скажи мне, что в нем
такого особенного?
– Ну, опытен очень, батюшке моему костюмы шьёт. Матушке, опять
же, наряды всякие, всё по европейской моде. Сёстрам, конечно. До
сих пор Андрей Янович пользуется нашим большим уважением. Да к чему
ты клонишь, не пойму? – удивился Борис.
– К тому, что мы хотя люди и обеспеченные, а ходим не куда
попало, а лишь туда, где нас особенно привечают.
– С нашими деньгами и титулами, – хмыкает граф, – нас всюду
будут лобызать, вплоть до самых низких мест.
– Это верно, конечно. Только я говорю не о лести, не о
подхалимстве, а об особой душевности, понимаешь?
– Вы, Дмитрий Александрович, кажется, житий преподобных старцев
из Оптиной пустыни или ещё откуда начитались, – рассмеялся Борис. –
Душа ему надобна, понимаешь. Что за глупости такие? Ты молод ещё,
Дэмми, к чему тебе такое? Вот исполнится тебе семьдесят лет, тогда
и будешь о душе думать и грехи замаливать. Брось! Испробуй вот
лучше, – граф протянул мне хрустальный графинчик с темно-алой
прозрачной жидкостью. Налил в рюмку.