– Я ничего рассказывать не буду, – даже не дав мне шанса
договорить, промолвила она. – Уходите.
– Но…
– С грозящей мне опасностью я уж как-нибудь разберусь сама.
Прошу меня простить.
И она все-таки захлопнула передо мной дверь. Презрев приличия, я
долго стучался в надежде, что Анна-Лиза Хартон мне откроет и даст
еще один шанс все объяснить. Этого не произошло, и все, что мне
оставалось – вернуться домой ни с чем.
Стоило мне переступить порог «Лавандового приюта», и в нос мне
ударил запах знакомых до боли духов. Так странно…
Прежде мне нравился аромат духов Селин, но теперь он показался
мне приторным, чересчур слащавым. Куда вкуснее пахла Розали –
чем-то свежим, воздушно-легким, едва уловимым. Она проходила мимо
меня, а за ней тянулся невидимый шлейф, сотканный из цветочных
ноток.
Прежде мое сердце сбивалось с ритма, стоило мне только увидеть
Селин, а сейчас оно билось размеренно, ровно – несмотря на то, что
она стояла всего в нескольких шагах от меня. Я понимал, насколько
Селин прекрасна в алом платье с черными кружевами и приколотой на
груди брошью в виде королевской орхидеи – ее любимого цветка. Но
это понимание было… холодным, спокойным, сдержанным. Так художник,
рисуя картину, знает, что его натурщица великолепна… но остается к
ней совершенно равнодушен, воспринимая ее лишь как оживший шедевр
искусства.
Я впервые за всю свою жизнь смотрел на Селин так, будто на
статую в музее – несомненно прекрасную, но… неживую и далекую. Я
впервые смотрел на Селин как на чужую.
– Милый, я тебя заждалась. – Она подошла ко мне и поцеловала в
губы – со всей страстностью, свойственной ей. А меня вдруг озарило:
для Селин ведь не существовало всех этих недель. Когда я страдал, а
она постигала тайные знания под надзором ведьм Эшетаура. Для Селин
прошел всего день – с того момента, как Розали рассказала о ее
будущем – будущем, в котором была вечность и не было меня. И,
конечно же, я никак не мог знать, что Селин в прошлом променяла
меня на бессмертие и ушла, так ничего мне не объяснив.
Но я-то знал.
Положив руки на плечи Селин, я мягко отстранился.
– Что-то не так, милый? – встревоженно спросила она.
Я не хотел плести паутину из лжи, что стало дурной привычкой
Селин, побороть которую я так и не сумел. Кто-то из нас двоих
должен быть честен.
– Я все знаю, Селин, – глухо сказал я. Видит Бог, как нелегко
мне давались слова! – Об ордене и ведьмах Эшетаура, о том, что ты
хотела уехать, на прощание передав мне записку – ты даже не нашла в
себе сил поговорить со мной и все объяснить.