Странности начались на следующий же день – второй день моего
пребывания в «Лавандовом приюте».
Это было похоже на слабое дуновение воздуха, прохладным шлейфом
скользнувшее по моей щеке – будто навстречу мне прошел кто-то
невидимый, но способный всколыхнуть воздух между нами. Мороз
побежал по коже, но в тот, первый раз, я списала все на излишне
живое воображение, которое подхлестывали рассказы о «Лавандовом
приюте». Было и еще кое-что – шорох в соседней комнате, негромкий
стук чего-то легкого упавшего на пол – ручки или блокнота. Иногда
мне казалось, что краем глаза я ловлю какое-то движение.
Оборачиваюсь – ничего.
«Розали, это просто нервы», – убеждала я саму себя, пытаясь
выровнять сбившееся дыхание.
Ничего удивительного – я попала в «дом с призраками», о котором
слышала с самого детства – вот и фантазия разыгралась. Ночь,
старинный особняк – все атрибуты для историй о духах, бродящих в
ночи.
С трудом, но мне удалось убедить себя в том, что виной тому
рассказы бабушки – и то, что я впервые ночевала в таком огромном
доме с двумя этажами и четырьмя спальнями. Я уже даже подумывала
завести кошку – все, лишь бы не чувствовать себя такой уязвимой,
оставшись наедине с темнотой. А тишина, ее верная подруга, лишь
добавляла остроты и играла на оголенных нервах как на скрипичных
струнах.
Но цепочка странных эпизодов, случившийся со мной тогда, когда я
меньше всего этого ждала, заставила меня осознать: все, что
рассказывала бабушка о «Лавандовом приюте», действительно было
правдой.
***
Прядь скользнула по щеке, стало щекотно и неудобно. Вместо того,
чтобы собрать волосы в хвост, я лишь дунула на локон. Упрямый,
секунду спустя он вернулся на прежнее место, закрыв мне обзор.
Удивительное дело – темно-русые волосы достались мне от мамы, и в
то время как я оставалась верной природному цвету, она сама
безжалостно выкрашивала их в «нордический блонд». Мне вообще иногда
казалось, что мы будто поменялись с ней местами – я предпочитала
пышные платья до середины бедра всех оттенков пастели,
юбки-тюльпаны с шифоновыми блузками, тогда как мама, словно гонясь
за утраченной юностью, в свои сорок носила платья-мини
преимущественно синего цвета – подчеркивало необычный цвет ее глаз,
и черного, который зрительно стройнил и без того потрясающую мамину
фигуру.