Я всегда знал, что Фелиция мне не сестра. Знал, что родители –
Дэйн и Амалия Валентрис – мои приемные родители, хотя до самого
конца – то есть до моего побега из дома, да и после возвращения в
Ант-Лейк, – они так в этом и не признались.
Однако доказательства были мне не нужны. Достаточно было
взглянуть на нас с Фелицией, чтобы понять, что мы совершенно не
похожи. Нас разделял всего лишь год – она была старше, но… Взять
хотя бы глаза: ее были мшисто-зелеными, мои – серо-стальные,
странные, кажущиеся почти потусторонними. Вряд ли роль в этом
сыграла матушка-природа, скорее дело было в моей ипостаси Ангела
Смерти. Казалось, будто Господь, создавая меня, своего личного
карателя, и придавая мне человеческие черты, допустил небольшой
изъян. И мои глаза выдавали таящуюся во мне сверхъестественную,
потустороннюю сущность.
Я был совершенно не похож на обоих родителей, горячо
утверждавших, что они мне родные. Фелиция же пошла в мать, Амалию
Валентрис – овалом лица и разрезом глаз, и все же она была одной из
тех, кого принято называть гадким утенком, выросшим в прекрасного
лебедя. Повзрослев, она расцвела и, казалось, год от года
становилась все прекраснее. Сейчас, в свои двадцать два, она была
воплощением женственности и красоты.
Но знание, что друг другу мы не брат и сестра, подкреплялось не
только внешней несхожестью. Фелиция была истинной дочерью своих
родителей – тихая, примерная, спокойная. С самого детства она
постоянно давала отцу и матери новый повод для радости: прекрасно
музицировала, прекрасно танцевала. Ей давалось легко и рисование, и
наука. Но вместе с тем она была… обычной, если так дозволено
сказать. Обычными были и мои родители – хорошие фермеры, удачливые
дельцы.
Я же рос очень странным ребенком – отталкивающим и пугающим в
своей странности. Я видел вещи и явления, недоступные другим,
чувствовал то, что не мог чувствовать обычный человек: призрачную
энергию, утекающую сквозь пальцы, духов или некий едва заметный
ареол, который много позже я начал называть аурой – она
подсказывала мне многие вещи, незаметные человеческому глазу, такие
как болезни, которыми страдал собеседник или истинные эмоции, будь
то печаль или ярость.
Мучаясь сомнениями и годами терзаясь вопросом – кто я такой? – я
однажды услышал ответ. Сама тьма мне его подсказала, но я знал, что
направлен светом. Направлен в этот мир Им.