Я стоял над ней, размышляя: что привело привлекательную юную
леди, облаченную в дорогие шелка, в этот проулок? Некая тайна,
провидение или случайность? Была ли она одна или ее служанка
попросту сбежала, когда на ее госпожу напали? Увы, но и такое
случалось не раз. Сколько ни плати, собственная жизнь всегда
кажется дороже.
Но, разумеется, больше всего меня волновал совершенно другой
вопрос: кто ее убил. Я присел на корточки, откинув назад фалды
фрака, аккуратно положил на землю серебряную трость с набалдашником
в виде львиной головы. Склонившись над незнакомкой, заглянул в ее
глаза.
В то же мгновение меня подхватил и закружил черный поток. А
затем, когда головокружение закончилось, на меня обрушился целый
шквал чужих эмоции, которые буквально затопили меня с головой. Я
видел то, что видела незнакомка за несколько минут за своей
смерти.
Я не видел ее лица, ведь я смотрел на мир ее глазами. Видел
знакомый уже проулок, чувствовал страх, горящий в каждой клеточке
ее тела и заставляющий ее все бежать и бежать вперед. Кто-то
схватил ее сзади – я ощутил это прикосновение собственной кожей.
Схватил за локоть и дернул на себя, разворачивая. Я инстинктивно
вздрогнул, в моей – ее – голове прозвучал женский крик. Ее
собственный вскрик. А затем я увидел лицо нападавшего.
Темно-рыжие волосы, прикрытые кепкой, жидкие усы. Неприятное,
покрытое рытвинами, лицо, перекошенное от злости и решимости. В
руке – нож – тот самый, что несколькими минутами позже оставит
длинную рану на шее молодой леди. И из этой раны навстречу небу
потянется ее душа.
«Кошелек или жизнь» – вот он, истинный приговор, выбор,
оставленный незнакомке. И она выбирает, торопливо сдергивая
атласную перчатку с тонкой руки и отбрасывая ее на мощеную плитку.
Сдергивает кольца, и пальцы дрожат, выдавая текущий по венам страх.
Следом в ладонь грабителя падают и сережки, и крошечный
ридикюль.
– И медальон, – ухмыляется тот, обнажая темные от табака
зубы.
И тут она медлит. Я вижу руку, взметнувшуюся к шее, чувствую
прикосновение пальцев к нагретому девичьим телом металлу. Они
сжимаются, но не спешат снимать с шеи медальон и вкладывать в жадно
протянутые руки.
– Чего застыла? Медальон давай! – грабитель нервно облизнул
губы.
На меня обрушились обрывки воспоминаний с ароматом цветущего
миндаля: горечь и сладость в едином порыве. Чье-то лицо:
мужественное, красивое, с ноткой дерзости во взгляде. Жадный
поцелуй и переливистый смех – ее смех. Ее лицо – бледное, сильно
контрастирующее с черным шерстяным платьем, и опустившаяся вниз
черная вуаль. Боль и нежность к тому, кто ушел слишком рано, и
нежелание расставаться с вещью, которая так сильно напоминала о
нем, которая была дороже всего золота мира.