В прошлом я никогда не отличался страстью к физическим
нагрузкам. В детстве занимался лыжами, потом хоккеем. В юности,
чтобы нравится девочкам, тягал железо, нарастил кое-какую массу на
руках и кубики на прессе. Но всё это напускное; кубики уже давно
заросли жиром, и теперь Андрес сгонял с меня этот жир. Я бегал,
плавал, боксировал, боролся. Для отработки приёмов Андрес привлекал
послушников, заставляя меня разбрасывать их по пляжу. Разница в
возрасте сказывалась, разумеется, в мою пользу; я ощущал, что день
ото дня становлюсь сильнее, быстрее, даже Андрес удивлённо поджимал
губы. Когда дело доходило до ножей, чаще всего мы использовали
деревянные заготовки, и лишь при отработке ударов на чучеле брали
боевые.
— Удар должен быть коротким и смертельным, — говорил приор. —
Часто бывает так, что на второй удар попросту не остаётся
времени.
Он показывал основные точки, артерии, сухожилия, поражая которые
можно обездвижить противника или убить. Не скажу, что мне это
нравилось, особенно на первых порах, но постепенно я втянулся и
начал чувствовать интерес. Единственное, что мешало, острая тоска
по семье. Вечерами, укладываясь спать в своём углу в келье, я
вспоминал лицо Данары, цепкие пальчики Киры. Страх за их судьбу
сжимал сердце.
Кормить стали лучше. Теперь мне давали по два листа крапивницы и
горсть кедровых орехов — еда, от которой желудку становилось
невесело. Уже через неделю я не хотел на неё смотреть, но другого
всё равно не было, и если бы сейчас мне предложили кусок мяса, я бы
не стал выяснять его происхождение. Хочешь, не хочешь, а научишься
жрать и тварей, и гусениц, и змей.
На змей мы ходили охотиться в пустошь. Андрес демонстрируя то ли
смелость, то ли глупость дразнил змею, и когда та набрасывалась,
резким ударом срубал ей голову. Потом сдирал кожу и, соорудив из
стланика костерок, обжаривал на углях. После сплошной крапивницы
это казалось сказочным яством. Соли бы ещё немного. Но змеи
попадались редко, за долгие годы существования миссии их ряды в
этих краях успели здорово проредить. Я видел послушников,
выходивших за стены в пустошь и бродивших меж каменных
нагромождений в тухлой надежде раздобыть к ужину что-нибудь
ползуче-шипящее, но чаще всего им приходилось возвращаться
голодными.
Во время очередного выхода Андрес сделал неопределённый жест в
сторону горизонта и сказал: