— А зачем они лица раскрашивают? — спросил его я.
Гудвин посмотрел на меня с непониманием.
— Это защита Великого Невидимого от враждебных деяний хулителей
и отступников нашей веры.
Я закусил губу, чтобы не засмеяться. Защита, ага. Не уверен, что
с ним согласятся брат Сизый и брат Бачиа, и многие другие братья и
сёстры, которых уже нет. Но пусть верит, наивный. Объяснять ему,
что это не более чем сказки примаса, бестолковое дело. В лучшем
случае Гудвин не поймёт, в худшем — сдаст меня старику. А уж что
примас сделает со мной за антипропаганду его учения, догадываться
не приходится.
Я поспешно кивнул:
— Ну да, защита. Чё-то тормознул малость, бывает. Не проснулся
ещё. А мне почему краски не дали? Я бы тоже защитился.
— Послушникам не положено. Радуйся, что примас позволил взять
тебя на охоту.
Вряд ли позволил, скорее уж, приказал, но я опять кивнул: ага,
радуюсь.
Через час мы топтали ботинками стланик пустоши. Шли быстро, без
разговоров, цепью, метров за триста впереди — дозор во главе с
Урсой, я с Андресом в серёдке. К вечеру добрались до реки. За ней
местность менялась. Стланик исчезал, появлялись кусты, чахлые
деревца, ковыль, бледно-зелёные пятна полыни.
Я прикинул, как будем переправляться. Ширина метров семьдесят,
течение не быстрое, но заметное, на берегу ни лодок, ни плотов, про
мост вообще молчу.
Ситуацию разрешили просто: разделись, вещи завязали в плащи и
переплыли. Среди миссионеров было несколько женщин. Молодые, не
старше тридцати, смотреть на их обнажённые тела было неловко и…
очень хотелось смотреть. Стройные, подтянутые, крепкие. Кожа
нежная, каждая деталь тела на своём месте. Жаль, что бритые наголо,
женственность от этого сильно проигрывала… Но похоже, кроме меня
этой стороной их сущности не заинтересовался никто, как будто брома
обожрались.
После переправы я думал, что мы остановимся на ночлег, но Андрес
приказал идти дальше. Лишь в ночи, когда звёзды усыпали небо,
разбили стоянку. Каждому раздали по листу крапивницы, после чего
вещмешок опустел на треть, и легли спать.
Утром марафон продолжился. Не поев, рванули на восток, словно
боялись опоздать к следующему восходу. Миссионеры шли неутомимо,
как будто и не знали слова усталость. На третий день то же самое.
Стало заметно теплее, а под конец третьего дня и вовсе жарко.
Перешли вброд несколько ручьёв. Вода чистая, тёплая, и главное, не
ультрапресная, как в миссии. На песчаной отмели резвилась стайка
пескарей, я указал на них Андресу. Приор отрицательно мотнул
головой. А жаль, потому что прошлым вечером доели последние листья,
и надо было чем-то забивать животы.