– Даже дом Господа не пожалели,
нехристи!
– Сегодня не жалеют
никого, – ответил я ему, чем снова удивил Ульрике.
Но на этот раз она сообразила, с кем
я беседую, и ничего не стала переспрашивать. Прежде чем выйти
из‑под прикрытия деревьев, я огляделся, видя лишь лежащие на улице
трупы. На одном из них сидела какая‑то черная лохматая тварь и
лапами пыталась выломать ребра.
– Что это? – с тихим ужасом
спросила девушка. – Темная душа?
– Нет, раз вы его видите. Кто‑то
из нечисти.
Я увел ее обратно, к каштанам, где мы
столкнулись с идущим навстречу Пугалом.
– Там тварь жрет потроха
мертвеца. Любопытно? – вылез Проповедник.
Пугало конечно же заинтересовало
такое редкое зрелище, и оно начало ломиться через кустарник. Я
посмотрел на старого пеликана с осуждением.
– А что? – с вызовом
спросил тот. – У меня сегодня дурное настроение, и соломенная
голова порядком раздражает. Имею право отправить его куда подальше.
Да ладно тебе, Людвиг! Все равно ведь от него никакого проку!
Улица, на которую мы выбрались,
состояла сплошь из богатых домов, еще не тронутых грабителями. Я
только успел порадоваться, что безумие пока не дошло до этого
квартала, когда из‑за поворота показалась плотная масса людей,
вооруженных кто во что горазд.
– Смерть сторонникам
ландрата! – заорал один из них и недвусмысленно указал на
нас.
Я схватил Ульрике за руку, и мы
бросились бежать прочь.
Проповедник скулил и оглядывался,
слыша вой толпы, преследующей нас. Люди, точно псы, почувствовавшие
добычу, забывшие о заповедях, законах и правилах, подчиняясь общей
звериной воле, одуревшие от крови, смерти и вседозволенности,
крушили все, что попадалось им под руку. Выламывали двери в лавки и
жилые дома, убивали тех, кто был не с ними или не похож на них.
Жадная цепь голодных муравьев, готовых сожрать и переварить любого,
а к утру, когда безумие схлынет и толпа распадется на отдельных
детей божьих, забыть о совершенном, замолить грех и убедить себя,
да и других, что это все делали не они. Что им пришлось так
поступить, чтобы не выделяться среди остальных.
Завтра они будут рыдать над
обезображенными трупами, удивляться, отчего же вдруг умер сосед,
отводить взгляды от младенцев с расколотыми головами, в потрясении
ходить среди пожарищ и разрушенных зданий. Не понимать, почему
оправившиеся власти хватают каждого третьего, колесуют, четвертуют
и вешают на столбах.