Это по меньшей мере, как я уже
говорил. И если осколок – эхо войны, которое не минуло никого
из моего поколения, тех розовощеких двадцатилетних юнцов, какими мы
были шестнадцать лет назад, то нос – награда за участие в
чемпионате по боксу. В тот год мои кулаки принесли победу
Королевскому колледжу полиции. Но не думаю, что моя переносица была
им за это благодарна.
Битых полчаса я пытался читать
газету. Кризис в министерствах, искиры получили квоты и право на
ограниченное поселение в наших восточных графствах, премьер‑министр
посетил академию «Летной силы». Ну и вся та же муть в бесконечном
количестве.
Я никак не мог сосредоточиться,
темные строчки типографской краски расплывались перед глазами. Беда
была в том, что я ощущал предвестников.
Снова.
И это просто выводило меня из себя.
Так бывало, когда я делал перерыв, тянул слишком долго, неделями не
отпирая верхний ящик стола. И знал, что за этим последует.
Ничего хорошего.
Никакими айлэндами нельзя залить тот
пожар, что медленно, но верно разгорается в моей крови и бежит по
сосудам, нещадно насилуя мозг.
Чертово, треклятое эхо войны и
патриотизм наивных глупцов, вызывающихся добровольцами для того,
чтобы порадовать чиновников из Научно‑технической лаборатории[2]. В
итоге спустя несколько месяцев испытаний из всей партии придурков,
шагнувших из строя вместе со мной, в живых остался только один
недалекий кретин.
То есть я.
– Хрен вам всем, –
пробормотал я, уставившись в газету и не желая замечать краем глаза
проворную тень.
Я знал все ее повадки. Все, что она
могла сделать и делала. Всю ту злобу, ненависть и тьму, которую
способна принести за собой.
А еще огонь. Треклятый огонь, который
пока еще только‑только просыпается в моих капиллярах. Я покрутил в
сознании приятную мысль, как ей, наверное, будет хреново, если я
наполню ванну ледяной водой, кину в нее стоун[3] колотого льда
и залезу в этот арктический аквариум с головой.
Вот только следующие предвестники
будут куда более болезненными. И так просто я от них не
избавлюсь.
Она появлялась то под столом, то под
шкафом, верхние полки которого были забиты книгами, а нижние –
папками завершенных дел. Еще под фикусом, растущим в большом
глиняном горшке. И за тонкими, прозрачными занавесками. Но стоило
мне посмотреть на нее, сконцентрировать взгляд, как тень тут же
исчезала.