Я в ответ лишь улыбаюсь,
не желая спорить по таким пустякам, и молчу
о том, что Данте сам не слишком торопится выезжать
из своего дворца куда бы то ни было и называет
половину высокородных господ Рапгара не иначе
как неотесанными обезьянами. По его мнению,
с мартышками могут общаться лишь очень вежливые
чэры,[3] а себя он к таковым совершенно
не относит.
– Ты же знаешь,
как меня тяготят разговоры о покупке нового рысака,
грядущих балах, модных идеях портных жвилья и о том,
как господин Н. застал госпожу Н. в объятиях господина
А., и какая славная дуэль состоится в грядущую пятницу.
У меня такое чувство, что за шесть лет моего
отсутствия здесь ровным счетом ничего не изменилось.
Помнится, Данте в ответ тихо
фыркнул, и наша беседа угасла, словно пламя веры
во Всеединого в сердце чернокожего огана.
Я вздохнул полной грудью чистый
сельский воздух. Он пах желтой осенней листвой, парным
молоком, старым сеном, жареными каштанами и ночным туманом,
который совсем недавно успел раствориться среди деревьев,
нарядившихся в ало‑желтые одежды.
С детства люблю осень.
Это замечательный сезон, пускай он и немного дождлив.
По мне, зима излишне холодна, весной с моря дует стылый
и влажный ветер, летом приходит одуряющая жара. Осенняя
пора – лучшее из всего, что может показать природа.
Не слишком жарко и не слишком холодно, небо кристально
чистое, и все окрестности, куда ни кинь взгляд, сверкают
алым, золотым, оранжевым, желтым, охряным и бледно‑синим.
Возможно, я просто эстетствую
на пустом месте, а быть может, люблю яркие краски
увядания, столь близкого мне с тех пор, как господа
из Скваген‑жольца так не вовремя заявились за мной
в одну из ненастных весенних ночей семь с половиной
долгих лет назад.
– Мы опаздываем, –
напомнил Стэфан.
Я на ходу вытащил
из кармана жилета часы на золотой цепочке, откинул крышку
с памятной гравировкой, взглянул на тонкие, сотканные
из огня, воды и воздуха стрелки:
– Нет. Времени полно.
– Опаздываем. Если ты
не поторопишься, то пропустим скорый, и вновь
придется торчать час в том кафе, где тебе обычно подают
отвратительный пережаренный кофе. А затем будем трястись
в вагоне второго класса со всяким отребьем и нюхать
паровозный дым, потому что окно опять заклинит.
– Эта неприятность
случилась десять лет назад. Давно пора о ней забыть.