– У меня долгая память,
молодой человек. Я служил твоему отцу и деду,
и прадеду пять с лишним сотен лет и помню каждый
день этой службы.
– Прости, но не в моей
власти отпустить тебя на волю прямо сейчас, –
я прекрасно чувствую намеки и недоговоренности.
– Да я и не
прошу, – пробормотал Стэфан.
Амнис разрывался – с одной
стороны он давно жаждал отправиться в Изначальный огонь, чтобы
присоединиться к своим, да чего уж там скрывать –
и моим родичам, а с другой стороны, я не помню,
чтобы он радовался от осознания того факта, что я
когда‑нибудь умру. Ведь главное условие освобождения духа
из доставшейся мне по наследству трости – смерть
последнего потомка в той семье, которой он служит.
То есть, в данном конкретном случае последний потомок:
лучэр Тиль эр’Картиа – я.
– Ты слышал, о чем
вчера говорили в летнем павильоне за пятичасовым
чаем? – старина Стэфан меняет темы так же легко
и быстро, как я перчатки.
– Порази мое воображение, –
я прибавил шагу. – О чем, кроме предстоящих скачек,
войне, дел в колониях и биржевых сводках они могут
говорить? О том, как помирить сынов Иенала
с выходцами из Малозана? Или как выгнать
из Пустырей скангеров? А быть может, речь шла о том,
что Комитету по рассмотрению гражданства пора жить своим
умом и поменьше мозгами мэра? Последний бунт, когда
недовольные малозанцы порезвились в Прыг‑скоке и разнесли
три квартала, а затем полезли в Холмы, нашу городскую
управу явно ничему не научил. Я слышал, что ка‑га
и махоры недовольны тем, как движутся дела
с наследованием права гражданства. На мой взгляд,
Городскому совету стоит как можно быстрее разобраться
с этим делом, если он, конечно, не хочет чтобы
в Дымке и Пепелке, действительно, был лишь дым
и пепел. Фабрики Рапгару пока еще нужны.
– Нет. Совсем не об этом.
Речь шла о том, что в районах Иных завелся пророк,
мой мальчик.
– Очень интересно. Но не
удивительно. В наше веселое время пророки лезут из‑под земли
быстрее митмакемов,[4] испуганных затяжным ливнем
над Королевством мертвых.
– Я склонен обратить
на него твое драгоценное внимание, о мудрейший,
по той лишь причине, что он несколько отличается
от сонма остальных шарлатанов, – в голосе Стэфана
звучали саркастические нотки.
– И в чем же его
отличие, мой неугомонный дух? Неужели у него нет
в копилке пророчеств о возвращении Великой
тьмы,[5] кровавом дожде с темных небес, хищных жабах,
гибели девственниц, возвращении сынов Иенала на родину
и о том, что какой‑нибудь скангер с помойки
в скором будущем займет место Князя?