– Я так скажу: у тебя купеческие обычаи есть? Деньги из рук в руки не передавать, первую заработанную гривну с почётом хранить… Есть?! – и, не дожидаясь ответа, окликнул немца: – Отто, ты морские обычаи знаешь? Что моряку хорошо, а что плохо, что можно, а что нельзя?
Не зная как сказать это по-русски, немец заложил пальцы в рот и бесшумно изобразил свист, а потом замахал руками себе в лицо.
– Точно, – поддакнул кто-то из ватаги, – свистеть – дурная примета, бурю накликать можно.
– Sehr schlecht… – истина требовала полного перечня, но о себе тоже помнить нужно, поэтому он счёл возможным продолжить по-немецки, – eine Frau und ein himmlisch Lotse4.
Отто глупо улыбнулся, глядя на озадаченные лица ушкуйников, и как ни в чём не бывало продолжил уже по-русски:
– Также плохо начинать плаванье.. am Freitag.. в пятницу.
– Мы в среду вышли!
– Vortrefflich! И очень хорошо zum Opfer bringen5, – Отто прижал руки к груди, а потом, что-то от себя отрывая, простёр длани в направлении святилища.
– Вот! – поднял палец вверх Власий. – У них тоже без приношений не обходится. Только что он там бормотал: фрау, лостэ… Кто-нибудь понял?
Кочерин, не первый год имевший дела с немецким торговым домом, только вздохнул…
5
Московское великое княжество,
в устье Вычегды,
в год 6918 месяца страдника в 20-й день,
после утрени
Полуправда или полуложь? Мена на капище
Пашутка отпустил колючую лапу, и она хлестнула его по глазам. Проморгавшись, он продолжил наблюдение за капищем. Сам он побывал там ещё вчера, повинуясь многолетней привычке проверять кумирницы. У него для этого была свои извороты, благодаря которым он отводил от себя гнев духов. Он вёл себя с ними, как с людьми: полуправдой прикрывал ложь. Вот и вчера, приблизившись к идолу, торжественно вытянул вперёд руки, словно девица с караваем. Только вместо ковриги Пашутка преподнёс духам заплесневелую корочку. «Совсем изголодался, ни крошки не осталось», – плаксиво запричитал он, оправдывая свое подношение. (Пашутка не лгал. Он действительно приправлял еду просфорками, прихваченными ещё при бегстве из Григорьевского затвора, запас уже подходил к концу.)
Перешерстив взглядом жертвенник, он в показушном отчаянии втиснул корочку между двух невзрачных зеленовато-коричневых камушков. Догадку подтвердили кончики пальцев, отозвавшиеся лихорадочной дрожью.