– Успел, – сказал я.
Тучи вокруг Олимпа сжались, спрятали
гору в душный мешок.
Гермес сидел раскрасневшийся и
пропитывал воздух винным духом.
– А зрелища я не видел, – посетовал,
– пошёл слуг поднимать, рабов, харит, да вообще – всех. Чтобы
свидетелей побольше на всякий случай. Чуть добудился некоторых. И
чем это они их?
Я не ответил. Ничего не нарисовал.
Молча рассматривал прутик с остатками зелени. В глазах плыли
плесневые пятна – следы снов.
– Ты скажешь, что Гефест освободил
Зевса, – медленно проговорил я, когда племянник перестал
перечислять, что разгневанный Громовержец сотворит с
заговорщиками.
– Так ведь он же и освобо…
– Ты. Скажешь, что он освободил
Зевса. Сначала Гефесту. Потом всем.
– Понял, – скроил благостную мину
племянник. Потом не выдержал, хихикнул: – Об этом Мусагет песни не
будет складывать. А жаль. Надо бы, надо бы. А больше всего – о
тебе, надо бы, Владыка. Не знаю уж, как ты это устроил – но тебе
любой из нынешних героев позавидует!
– А вот этих поминать не надо.
Накличешь.
[1] Дамат –
в древней Греции советник при дворе басилевса.
[2] Дий –
одно из имен Зевса.
Есть близнецы – для
земнородных
Два божества – то Смерть и
Сон…
Ф. Тютчев
У Владык всё великое. Если победы
– до небес. Враги – в общем-то, тоже до небес, они не слишком
отличаются от побед. Любви – на сотни песен, мудрости – на сотне
мулов не увезти, а уж справедливости сколько!
Поэтому Владыки не должны видеть
дурных снов. Потому что кошмары будут им под стать – великими.
Безжалостными. После такого кошмара можно невзначай схватиться за
молнию или за трезубец – и прости-прощай какой-нибудь смертный
народ, невовремя подвернувшийся под руку.
Сны смотрят на меня из черных вод
Амсанкта. Толпятся, обиженные. Они только что вытекли в воду вместе
с памятью и теперь не хотят тонуть. Сны Аида-невидимки: черная
пасть Тартара и белая усмешка отцовского серпа, голубые глаза
барашка-Офиотавра и алые плоды, прорастающие из детских тел на
острове Коркира.
Сны Владыки подземного мира:
бесконечная череда теней и тянущие в мольбах руки грешники. Белые и
черные перья – вперемешку. Юноша, струны кифары которого
вызванивают непростительное, невозможное: «А если бы у тебя
отняли…»
Снов что-то многовато. Не
навеянные коварным жезлом Онира, – свои собственные.
Пятнами плавают в черных водах, подмигивают нагловато. Подначивают:
а правда, что Владыки не видят кошмаров? Или всё-таки
врешь?