Зевс что – сам…?!
– Сила и Зависть, его верные, верные
слуги. С плётками. Там был весь Олимп. Все смотрели. Это не длилось
долго. Но все смотрели. Отец тоже смотрел. Гефест пытался его
отговаривать, но он ответил…
…что это в назидание другим,
конечно.
Ни одна богиня больше не посмеет
участвовать в заговоре против Громовержца. Чтобы не быть раздетой и
высеченной перед остальными. Если с женой он поступил, как со
смертной рабыней – какой может быть участь других?!
– И эти дни ты утешала Геру?
– Нет. Маму. Она пыталась что-то
сделать для сестры… облегчить… хоть чем-то, – стеснительный тон и
запинки у Коры начинаются каждый раз, как она говорит со мной о
чужом милосердии. Будто опасается презрительно нахмуренных бровей и
недовольного: «Это что за глупости?»
Если говорить приходится о милосердии
Деметры – она запинается вдвое чаще.
– А вместо этого пришла в
расстройство сама?
– Гера не хочет ее видеть, царь мой.
Кричит. Проклинает ее, меня, почему-то с упоминаниями твоего
царства…
Не надо угадывать, кого Гера сейчас
проклинает больше всех. Надеюсь, она хотя бы вслух об этом не
орет.
– …и я не смогла оставить мать, когда
она плачет еще и из-за сестры. Ты не слушаешь, мой царь?
Дрёма подкралась коварным, невидимым
наемником, смежила веки. Только вот перед глазами не кости скал,
поросшие плесенью, не рассыпанные перья – огненные цветки.
Колышутся, бросают теплые отблески, улыбаются…
– Я слушаю. Посейдона и Аполлона брат
тоже бичевал?
– Нет. Их он заставил работать на
смертного. Отдал в услужение Лаомедонту, царю Трои. Кажется,
Лаомедонт решил воздвигнуть стены вокруг своего города, и теперь
Посейдон и Аполлон заняты этим.
Воображение с готовностью представило
Жеребца, волокущего здоровенную глыбу камня. Следом – Аполлона, с
громкими ругательствами тешущего эту же глыбу. Воображение,
конечно, врало: бог не станет работать руками, когда есть трезубец
или волшебная кифара. Но вот уже сам факт…
– Гермес говорил: этот царь даже не
собирается им платить за работу! Ходит вокруг этой стены. Ковыряет
ее пальцем, ногой пинает. И ко всему придирается! То на трещину
покажет. То глыба не так легла. А вот тут вражеский лазутчик с
колесницей пролезть может – Гермес так и говорил: с колесницей!
Представь себе, царь мой…
Кажется, не только эллинским
басилевсам жмет череп. Натирает, небось, как не по размеру
скованный шлем. Воображение почему-то не желало представлять участь
Лаомедонта – наверняка ведь Зевс выбил из брата и сына клятву
Стиксом не вредить этому царьку.