Зато представилось лицо Жеребца,
которому какой-то царек доказывает: «Боги что – даже строить не
умеют?!»
– После визита Таната нужно будет
приспособить этого басилевса на стройку, – мечтательно сказала
Персефона. – Аполлон будет признателен.
Особенно если я еще приставлю к
Лаомедонту Эвклея – чтобы тыкал пальцем и бурчал: «Руки у тебя
откуда растут? У Гефеста плечи ровнее, чем твоя поделка!» Хмыкнул,
не открывая глаз. И жена туда же. Что-то в последнее время у всех
большое желание взять на себя мои обязанности палача.
– А Гефест?
– Гефест?
– Гермес говорил, что это он
освободил Зевса.
Я слышал только первую версию –
напоказ, для свиты. «И тут он врывается, – вздымал руки Долий. –
Молотом – хрясь! Посейдона в сторону, Аполлона в сторону, цепи
расколотил, а потом уже Зевс сам – ка-а-ак!»
Геката ухмылялась едко, остальные
честно верили, что до прибытия Гефеста Зевс так и торчал в цепях.
«И глазами лупал!» – от большого вдохновения прибавлял Гермес
шепотом.
– Ах, да, да… Отец устроил пир в его
честь, – голос жены звучит мерно, усыпляюще. – Похвалил за
верность. Но, кажется, брат был совсем не рад почестям. Он все
ходил, просил, сначала за Геру, потом за Посейдона и Аполлона… Так
просил, что Зевс чуть было не разгневался и не отправил его тоже
строить стены Трои.
– Хорошо.
– Царь мой?
– Хорошо, что не стал бичевать.
Она опять прекратила перебирать мне
волосы: ладонь остановилась на лбу, острые ноготки царапнули кожу.
Нахмурилась – я скорее почувствовал, чем увидел, потому что видеть
не хотелось, и думать, и тревожиться, хотелось – представлять себя
молчаливым псом, положившим голову на колени хозяйке. Черным,
подземным, осоловевшим от ее близости, не умеющим разбирать речь
богов, не понимающим шелуху слов…
– Я спрашивала Афину… почему Зевс…
почему он так суров. С Герой. С братом. И сестра сказала, что они
посягнули на самое ценное для него. Молнии. Трон. Потому что для
Владык нет ничего, что было бы…
Псы не слышат. Не понимают. Чувствуют
только легкое подрагивание ладони на лбу. Невесомые, плавающие в
воздухе тревожные нотки – даже не в голосе, в молчании. Молчание, в
котором она представляет свою участь – если бы она вдруг подняла
восстание против меня. Быть раздетой на потеху подземным,
иссеченной бичами Эриний? Так ведь я не Зевс, я умею придумывать
казни пострашнее.