Осторожно вытащил руку из-под теплой,
румяной щеки жены, Кора прерывисто вздохнула, прошептала: «Аид,
опять? Можно подумать – не того Жеребцом прозвали…». «Спи, дела», –
выскользнул из-под одеяла, сопровождаемый полусонным обиженным
бормотанием: какие там дела, в первую неделю после ее спуска?
Неотложные. Иначе ни в какую не
оставил бы теплое ложе с соблазнительно раскинувшейся под
скомканным одеялом женщиной. Не стал бы облекаться в царские
одежды, делать шаг из спальни – от мужа к Владыке.
Не опаздывал бы – не стал бы.
Прометей утверждал: не следует
спешить с карой. Особенно если речь идет о бессмертном. Все равно
ведь рано или поздно – покараешь, а поспешишь – богов насмешишь,
выдашь кару невиновному…
Интересно бы спросить пророка, что он
думает теперь, когда когти орла Зевса ежедневно вспарывают титану
живот, добираясь до печени?
Но в этот раз кара запоздала. Могу
поспорить, Зевс сполна насладился зрелищем Аполлона и Посейдона,
вкалывающих на смертного, посмотрел на иссеченную спину жены – и
гнев Громовержца начал остывать.
Когда остывает гнев – приходят мысли.
День или два – но Зевс задумается над средством, к которому
прибегла его женушка. Или даже спросит ее напрямик, он это умеет.
Поинтересуется со всем владыческим гневом: Гера, супруга моя
мятежная, а как это ты меня усыпила, чтобы уж настолько
надежно-то?
И Гера, испуганная нахмуренными
бровями супруга, назовет подельника.
Указав при этом на мой мир.
Мир, в котором водятся чудовища с
белыми крыльями.
Дворец был легким, стрельчатым. Не
дворец – пара крыльев: примерь – и полетишь. Розовая мозаика
змеилась по белым стенам, изображая то пастушек с сатирами, то
розоперстную Эос (в таких позах, что розоперстная, увидев такое,
стала бы еще и краснощекой). Дворец, сколько его помнили в
подземном мире, звенел музыкой, полупьяным весельем, женскими
игривыми голосами – а тут вдруг смолк, задышал осторожным,
опасливым покоем.
«Никого нет дома», – честнейшим
образом смотрели подслеповатые окна.
Ну да, как же, никого нет. Вон и
Нюкта у входа разместилась – встречать. В черных с серебром
скорбных одеждах, с заранее приготовленной мольбой на лице – что,
Ночь, долго за любимого сынка мольбу готовила? Небось, пару
месяцев, как узнала о крахе заговора против Зевса?!
– Владыка… молю…