– Пошли за ней, Аид. Все равно, что
ты думаешь. Я буду верить, что им под силу даже мелочи.
Так-то оно так, да только эта мелочь
подразумевает – доверие Владыке Аиду, пусть даже он и поклялся
водами Стикса. И сколько героев, да и богов способны на такое?
Мне никого не нужно было посылать.
Тень Эвридики, услышав немой приказ, отдавшийся от стен моего мира,
уже была на пути к выходу, маячила за спиной своего героического
кифареда. Тот, кажется, еще хотел ее обнять, да Гермесу пришлось
растолковывать: мол, это лишь тень, давай-ка поторопимся и
оглядываться не будем. Образец терпения, как же.
Музыки больше не было, и можно было
отправляться по делам, но приемный зал замер в тишине и ожидании,
словно вслушиваясь в далекие отголоски, словно играя в игру,
заключая неслышимые споры: выйдет? обернется?
Я сидел тоже, опершись щекой на
кулак. Жребий все-таки примолк, и я почти слышал, как с каждым
шагом ворочаются предательские мысли в голове у певца. Шагов позади
не слышно. Но ведь она же тень, так что и не должно? Он ведь
клялся, что вернет мне ее. И он ведь бог. Но шагов позади не
слышно…
Я поморщился, когда кифара у самого
выхода взорвалась криком скорби. Он прошел Харона, надо же – я
думал, столько не продержится. Наверное, сорвался в нескольких
шагах у солнечного света.
«Гелло, – позвал я без слов. – Слетай
к Харону, предупреди: второй раз перевезет кифареда сюда – я
самолично буду присутствовать на его свадьбе с Медузой».
Гелло – его бесчувственное сердце
происходящему немало порадовалось – весело хрюкнул и пропал.
Отзвуки жалобных вздохов кифары
доносились во дворец от входа еще несколько дней и постепенно
замолкли, слившись со стонами теней…
* * *
Куски. Плохо держащиеся друг за
друга лоскуты памяти. Тронь – разлетятся стайкой летучих мышей,
запорхают вокруг, замельтешат памятными оттенками тьмы. Черными
дырками в полотне воспоминаний.
Что там было после
Орфея?
Не умею я правильно вспоминать.
Учителя-аэда у меня не было – вот и не умею. Глаза лавагета
выхватывают основного противника из гущи воинов, глаза вора
высматривают – самое ценное, глаза дурака обращаются к самому
яркому.
Длинно, с красочными
подробностями, от дня ко дню? Не мое.
Остро. Быстро. В цель.
Если бы не клятва – проскакал бы
по основным вехам черной саранчой. Свалил память в воды Амсанкта,
понаблюдал – как она тонет…