Над Флегетоном с треском переломилось
горящее дерево, а один из вулканов на западе забурлил, рыгнул
черным облаком дыма. От ворот разразился негодующей руладой
Цербер.
Успокоишь этих, как же. Во дворец,
небось, кинулись. Обсуждать взахлеб, пугать слуг, гадать, что
случилось. «А свет… сверху! А Владыка… с двузубцем и без
ничего!»
Поднялся с холма, пинком отбросил
одеяло, сгреб жезл. Скрипнув зубами, повел ладонью – и ткань
царских одежд накрыла обожженную кожу, поверх бугрящихся ожогов на
ногах легли сандалии, слипшиеся от пота, припорошенные пеплом
волосы украсились царственным венцом. Убийца, глядя на меня снизу
вверх, не шелохнулся, но расправил крылья.
– Наверх? – спросил я.
Кивок был почти незаметным, касание
пальцем рукояти меча – того незаметнее. Только острота взгляда
притупилась: за покрасневшими глазами, подпаленными ресницами – не
сразу видна… Хотя что смотреть?
Много смертей. Мойры, небось, заняты
по горло на Олимпе: режут нити сгоревших смертных, и нимф, и
кентавров, и Тартар знает, кого еще, кто попался на пути Фаэтоновой
колесницы, и в ближайшее время (как только Гермес расхлебается)
нужно ждать нашествия…
Для бога смерти ночь будет долгой не
только потому, что Зевс вдребезги расколотил колесницу бога
солнца.
– Кер пришли, –
выговорил Танат хрипло, – прикажи.
– Пф! – развеселился Гипнос.
– Да они сами туда – наперегонки… что, нет, что ли?
Убийца свел крылья и так и исчез – из
положения сидя. Бросил на прощание что-то вроде: «Они же не
дуры…»
В подземном мире вообще дураков
маловато. Какие есть – все с поверхности прибыли.
Пожар в саду я затушил, проходя мимо
дворца. Огонь потух после взмаха двузубца, оставив черные древесные
скелеты со скукоженными подобиями плодов. Гипнос увязался следом,
ногами, не на крыльях – не прогонял.
В случае надобности хороший воин
берет оружие, какое подвернется под руку. Сгодится и прикрывающийся
крыльями бог сна.
Точно, сгодился: когда подземные
толпой кинулись от дворца: «Владыка! Живой!! То есть, он, конечно,
бессмертный, но… Владыка!!!» – я махнул рукой в сторону
белокрылого: «Рассказывай», – и направился дальше ко
дворцу. Позади слышались изумленные вопли. То ли потому, что Гипнос
сразу начал с клятвы Стиксом и Фаэтона на колеснице отца, то ли
потому, что близнец Таната встал в эффектную позу оратора и
распахнул крылья.