Подземные пострадали не слишком –
скорее, пришли в смятение от непривычного солнечного света. Кое-кто
решил, что Олимп идет войной – по пещерам попрятались, в болото
поныряли. Успокоить, отрядить теней на постройку новых домов, Кер
выпихнуть на поверхность, несмотря на робкое сопротивление (потому
что не дуры), потом дождаться Эвклея, плюющегося крошками и словами
(«Сожгли! Гады! Это ж сколько!! А там…»), – и шагнуть на
колесницу.
Черные проплешины в асфоделевых полях
не затянуть, не зарубцевать. Я не садовник – испепелитель.
Погоревшие тополя, гранаты, ивы над Коцитом. На полях мук грешники
еще и пережарились, помимо своих наказаний – вернуть воду в реку
Тантала и колодец Данаид, отправить к Менетию новых грифов, взамен
испекшихся… Кажется, только Иксиону на огненном колесе от этого ни
жарко, ни холодно. Вернее, постоянно жарко.
На западе перепуганные великаны
подняли бунт. Очень вовремя. Бунт – то, что надо Владыке с недосыпу
и после противостояния ненавистному солнцу. Великаны скоро уяснили,
что на троне – все еще Аид. Эвклей еще хихикал, кажется… «Знаешь,
как они тебя между собой называют? Зуботычником!»
Врал, наверное, великаны бы в жизни
не додумались.
Гермес прилетел через день… два?
Вверху дней не было, и внизу тоже сбились со счета: колесница Нюкты
не возвращалась с поверхности, Селена-Луна упорно подменяла наверху
незадачливого братца.
– В грусти, - закатил глаза
Гермес. – Сына убили, понимаешь, колесницу разбили, мать Фаэтона с
собой с горя покончила, лошади бегают непонятно где… Нет, колесницу
новую Гефест уже сковал. Тельхинов к делу припряг, кого нашел –
всех заставил… Так Гелиос у себя сидит и на колесницу становиться
не хочет. Скорбит о сыне, значит. А где еще таких колесничих
взять?! Посейдон даже не заикается. Да и после его проигрыша – сам
понимаешь…
– Тень привел?
Три тысячи теней. Психопомп тащил
скопом, чтобы по много раз не бегать. Не знаю, как он уговаривал
Харона их перевозить.
Мать и сын стояли первыми, не
прятались за чужими спинами.
Она – пышная, с тяжелыми косами,
непогашенным криком на лице, он… Гелиос, ты что, смотреть
разучился? Гордая посадка головы, кудряшки мелкие – одна к одной,
ноздри трепещут, талия осиная… а кисти узкие, изящные, пальцы
слабые, ноги – такими не на колеснице стоять, танцевать бы. Поэт.
Гордец. Любовник. Кто угодно – не колесничий.