Моё тело отреагировало быстрее, чем мозг — ладонь крепко
сжалась, рука дёрнула торговца из-под балки, корпус крутанулся,
придавая движению скорости. Лавчонка сложилась как карточный домик.
На секунду воцарилась тишина, а потом я услышал одинокий стук и
задумчивое: “Надо запомнить”. А в следующее мгновение люди
загомонили, обсуждая произошедшее.
Торговец ошарашенно ощупал себя с головы до ног и набросился на
меня с объятиями и благодарностями.
— Насмерть бы прибило… Если бы не вы, то на этом паршивом рынке
моя жизнь бы и закончилась! — он бросился к лавке, зарылся в
обломки и парусину и вытащил здоровенный ком из смятых рубашек. —
Для вас ничего не жалко!
— Это всё мне? — я потянулся за рубашками, но торговец поджал
губы и отшагнул назад. Помялся и выделил мне одну рубашку. Я
изумлённо на него уставился. — Всего одну?
— Да-да, вы правы, — согласился торговец, дал мне ещё одну
рубашку и торжественно провозгласил: — А ещё, пока я жив, у вас
будет скидка в моей лавке целых два процента! Ах, к Гидре, гулять
так гулять! Пять процентов!
Жлоб. Но от подарка отказываться я не стал — заскочил в особняк
Брана, закинул мешок с рубашками в свою комнату и продолжил
исследовать столицу. Красный район был каким-то… депрессивным.
Домики были уж совсем простенькими — хлипкие мазанки с соломенными
крышами, — а между ними торчали перекошенные сарайчики и загоны с
разной живностью. Выделялись здания с вывесками в виде иголки,
подковы и кренделя — видимо, ремесленники живут побогаче.
Немного побродив по Красному району, я решил вернуться в
Золотой, но моё внимание привлёк шум на небольшой круглой
площади.
— Волшебный эликсир! — разглагольствовал щеголь в потрёпанном
фраке, спина которого была вся в заплатках. — Что? Вы мне не
верите? Всё хорошо, я не обижаюсь… После Огненной Охоты никто мне
не верит, поэтому… Поэтому одного смертельно больного я исцеляю
бесплатно!
Я вспомнил рассказ Даррака о том, что в этом мире не существует
медицинской магии, телепортации и предвидения будущего. Сцепив
зубы, я подавил ярость и подошёл поближе.
Щеголь стоял на большой крытой повозке, перед которой был
разложен столик с бутыльками. В них бултыхались разноцветные
жидкости. Щеголь шагнул в глубь повозки, покряхтел и вывел к
зрителям согбенную женщину. Бледная как смерть, с язвами по всему
лицу и горбатая, она шла на дрожащих ногах и пошатывалась.