Горбатый старик привёл нас в большой дом — настолько большой,
что в гостиной легко уместился весь отряд. Нас рассадили за большим
столом, и старик приказал служанкам расставить посуду и притащить
еду. Квиннеля перенесли в небольшую спальню и уложили на
кровать.
Чуйка подсказывала, что мы вляпались в огромную кучу дерьма. Я
не притронулся к еде и подал знак, чтобы охранники Брана тоже ни к
чему не прикасались. Бран обжирался за себя и за Сашку… то есть за
весь отряд.
Когда все сыто откинулись на спинки стульев и отставили тарелки,
горбатый старик внезапно вынырнул из ниоткуда — буквально соткался
из воздуха.
— Сегодня наш народ отмечает праздник! — возвестил он. — Мы
приглашаем вас принять в нём участие!
— Нет, пожалуй, мы откажемся… — начал Чейни.
Но старик его перебил:
— Отказ — это оскорбление, — и уставился, пристально так,
выжидательно.
Чейни помычал, потоптался да и согласился. Охотники высыпали на
улицу, мы вышли за ними. Горбатый старик отвёл нас на центральную
площадь деревни, где уже возвышался столб, под которым лежал
хворост. Я приготовился драться не на жизнь, а на смерть, но мои
спутники… Только охранники Брана заподозрили неладное, оглянулись
на меня, словно ожидая приказа.
А вот остальные…
Бран с нетерпением ожидал представления, то и дело откусывая от
куриной ножки, которую с собой прихватил. Охотники уже осмелели и,
не скрываясь, обсуждали, насколько же деревенские — отсталый народ,
а Чейни важно пыжился и прохаживался перед ними вперёд-назад, как
генерал перед своей армией. Джорди втихаря отступал ко мне.
— Друзья! — горбатый старик вышел к столбу и воздел руки к небу.
— Сегодня прекрасный день, когда Тхакалджа вновь просыпается после
долгой спячки! Мы подготовили щедрое подношение, и, быть может,
именно сегодня он откликнется на наши призывы и явит нам свой
священный лик!
Толпа загомонила и тоже подняла руки.
— Наше подношение никогда не было столь щедрым! — исступлённо
проорал Горбач. — Пусть же его поглотит пламя!
Деревенские расступились, пропуская небольшую процессию — трёх
мужчин и трёх девушек. Они с безмятежными лицами ступили на сухие
ветки, поднялись к столбу и сели, и в этот момент Горбачу передали
горящий факел.
Пока Чейни и остальные охотнички раззявили рот и тупо пялились
на происходящее, я сделал знак четырём охранникам и выступил
вперёд.