О нем он, конечно, не спрашивал, но навскидку дал ей лет
тридцать-тридцать пять. И это было просто здорово. Прошлый не самый удачный
роман показал, что слишком большая разница в возрасте и, как следствие, в
интересах — не та основа, на которой можно построить что-то прочное. По
крайней мере, у Мишеля не получилось, хоть в постели и было все идеально.
Или нет? Или там было все просто хорошо, а что такое идеал, довелось
узнать лишь теперь, когда Берри сама, став вдруг очень решительной и явно
внутренне собравшись, предложила закончить с ухаживаниями и перейти к
«основному блюду»? И вот тогда-то и оказалось, что эта обычно холодноватая,
строгая, будто бы застегнутая на все пуговицы женщина, к которой Мишель, если
честно, первым никогда бы не решился подкатить, на самом деле из числа тех, про
которых мужчины вспоминают до самой старости, раз за разом повторяя: ничего
лучше в их сексуальной жизни просто не было.
Впрочем, и Берри иной раз, приходя в себя после очередного оргазма,
смотрела на Мишеля так удивленно, будто и сама не верила своим чувствам и
ощущениям. А уж когда ее накрыла течка (по ее словам абсолютно преждевременно),
все оказалось совсем серьезно. Ну, для Мишеля так точно — страсть и
щемившая сердце нежность повели за собой, закружили.
Ставший особенно сильным из-за течки запах молодой здоровой
волчицы-оборотня сводил с ума. Настолько, что с трудом удавалось контролировать
инстинкты — Мишель изгрыз удлинившимися клыками всю подушку, не имея
никакого права на то, чего хотелось на самом деле. Ведь Берри-то точки над «i»
расставила сразу, договорилась обо всем еще «на берегу», сразу заявив: это лишь
курортный роман, развлечение на время отпуска. Без обязательств, без
продолжения, без будущего… Какая уж тут метка?..
Мишель еще сильнее стиснул руль, выныривая из воспоминаний в ад уличной
пробки, и опять мотнул головой: рогатый и все его прихвостни! И вот за каким мужским
половым органом он на эту шнягу подписался?! А теперь — вон. Мается, будто
подросток пубертатный, первым гоном нахлобученный. Не ест, не спит толком, все,
знай, вспоминает. И дрочит, как дебил, — скоро дым из кулака повалит, и
соседи вызовут пожарных. Но что поделать, если все помнится еще слишком хорошо:
сладость поцелуев, нежность упругих грудей под ладонями, изящный изгиб спины, мягкость
округлых ягодиц — не костляво-тощих, как у молодняка, повернутого на
диетах и зожике, а настоящих, женских, которые только и тискать, при этом натуральным
образом зверея от наслаждения и восторга обладания.