И сейчас говорит.
Повторяет наш
новогодне-неновогодний разговор почти слово в слово.
– Я понимаю, я
понимаю и люблю тебя, ты это знаешь. И прошлым летом… ты сделала, как сочла нужным,
осенью… я не мешал, Квета. Я молчал и помогал, давал тебе… разрушать себя.
Согласился, что остаться в Праге будет… разумно, отдал сайт Мартине, хотя
продажи электронной версии упали и смотреть как «Путешествия» чахнут
невыносимо… – у Любоша вырывается скорее стон, чем вздох.
И от окна он
отходит, садится на угол стола и смотрит пристально.
Рассматривает.
Пока я рассматриваю вытянутую
африканскую маску народа фанг на противоположной стене. Она была подарена в
Камеруне, в деревне, название которой стерлось из памяти, но удивительная
маска, увиденная в плетенной хижине вождя, запомнилась.
Поразила.
Вместе с
рассказанными легендами и ритуальными танцами, после которых на полях газеты –
единственной найденной бумаге – и на коленке я за ночь при свете костра
написала свои первые заметки.
Статью, как важно и
позже сказал Любош.
– К чёрту и продажи,
и рубрику, но ты, Квета… ты ведь не можешь вот так, – он обводит рукой кабинет,
драматично, – ты всегда жила путешествиями, новые люди, места, страны… Да, я
злился, что ты месяцами пропадаешь чёрт знает где, переживал за тебя, но
принимал и отпускал, потому что это твоё, Квета. И да… я всё так же продолжаю
считать, что тебе стоит подумать ещё и не быть такой категоричной. Тогда, в
январе, может ты и была права, что нужна здесь, но сейчас…
– Сейчас тоже, – я
отзываюсь эхом.
Закрываю глаза,
потому что даже боковым зрением видеть лучшего друга невыносимо.
Не хочу.
И слышать тоже не
хочу.
– Нет, – он
возражает запальчиво, вскакивает и расхаживает, – нет, ты не должна приносить
себя в жертву не пойми кому и не пойми во имя чего! И я не могу… слышишь?! Я не
могу смотреть, как ты гаснешь. Ты убиваешь сама себя, Квета! Ты тратишь время
на тех, кто это не ценит. Они оба не ценят и никогда не оценят. И твой чёртов
русский… ему ведь плевать, Квета! Ты носишься с ним, ездишь постоянно, ты
разрываешься между Прагой, Кутна-Горой и…
– Хватит! – я всё ж
не выдерживаю.
Обрываю его резко.
И тоже вскакиваю,
чтобы на равных и взглядом прожечь, передать всё, что я думаю о нём и его
словах.
Выговариваю то, что
рвётся наружу и что не получается спрятать за смехом: