И бежать она заставляет.
Убегать.
От себя и прошлого.
Вот только… не получается.
Сбежать не выходит. Ненависть горит, полыхает разъедающим
огнем в груди, воплощается адом, что всё же существует, на земле и внутри нас.
Не потушить и не забыть ни-че-го, но… попытаться можно. Прыгнуть, не раздеваясь
и не останавливаясь, в ледяную воду, показавшегося за деревьями, пруда.
Остыть.
И сдохнуть, если очень повезет.
[1] Dobré
ráno, Dimo[1]!
(чеш.) – Доброе утро, Димо!
[2]
Звательный падеж (лат. vocativus) — особая форма имени (чаще всего
существительного), используемая для идентификации объекта, к которому ведётся
обращение.
Март, 27
Прага, Чехия
Квета
Пророчество майя всё
же сбывается, рушится мир и конец света наступает, приходит вместе с
разгневанным Любошем, который влетает в мой кабинет без стука.
Распахивает матовую
стеклянную дверь, кажется, с ноги.
И впечатлительную
Люси, что закрывается с ойканьем папками и мелькает на миг бледной тенью в
отдалении, пугает. Впечатляет окончательно и бытующее во всей редакции «Dandy»
мнение о главном редакторе – садисте, сатрапе и просто дьяволе – подтверждает.
Так, что даже мне
хочется приподняться из-за стола и любимому начальству за спину заглянуть, увидеть
скачущих следом всадников Апокалипсиса.
Удостовериться.
– Крайнова, сколько наш самый гуманный суд даёт
за преднамеренное убийство с особой жестокостью? – Любош вопрошает зычно.
Громко.
И за тонкой
перегородкой, что отделяет кабинет от общей комнаты – ньюсрума, на аглицкий
манер, – кто-то тревожно охает.
– Любош, не пугай людей,
– я хмыкаю хладнокровно, ставлю вопросительный знак, заканчивая и мысль, и статью.
И только после этого
перевожу взгляд на взбешенного начальника, отклоняюсь чуть назад, утопая в
кресле, и задумчивый вид принимаю.
Вспоминаю
показательно.
Предполагаю.
– Пожизненно?
– Думаешь? – Любош фыркает
воинственно, отбрасывает с глаз льняной и кудрявый чуб, склоняет голову вправо,
напоминая бойцового петуха.
И жёлтый шейный
платок, выбившийся из-под ворота кипенно-белой рубашки, сходство только
усиливает.
– Уверена, – я подтверждаю
с удовольствием.
Бросаю быстрый
взгляд на часы, что показывают третий час пополудни, намекают на пропущенный
обед. Но… я возвращаюсь к рассматриванию родного начальства и лучшего друга в
одном лице. Пытаюсь угадать причину вселенского недовольства и острых морщинок,
что собираются в уголках голубых глаз и узкими стеклами очков лишь
подчеркиваются.