— Фрея, я хочу, чтобы ты вышла замуж.
— Не новость. А что, очередь стоит? — засмеялась я, но брат протянул руку, нашел мою ладонь и сжал ее.
— Я обо всем договорился.
Слова застряли у меня в горле. Он говорил просто, уверенно, но мне чудилось что-то невидимое, невесомое — умоляющее.
— С кем?
— Беон возьмет тебя в жены даже без приданого, он согласен. Нравишься ты ему, примелькалась уже, как родная. А там… свыкнется.
Мясник?!
— Но я не хочу, — вырвалось у меня.
От неожиданности я взмахнула свободной рукой, кружка с травяным настоем полетела на пол и со звоном раскололась. Я вскочила с кровати и принялась собирать куски, бурча под нос невнятные извинения, скорее предназначенные Альбе, чем Монти.
Сжав осколок в руке, я вдруг поняла: так вот с чего они там в лавке так ужраться решили! То ли праздник, то ли поминки устроили!
Монти смотрел на меня грустно, но без капельки раскаяния. Как слизавший половину хозяйской сметаны кот.
— Ты уже сказал, что я согласна, так?
Он кивнул.
Я выдохнула и, разжав ладонь, подняла руку выше. Она была в крови, осколок впился в кожу между средним и безымянным пальцем, как извращенное подобие обручального кольца. Боли я не чувствовала.
— Сейчас уберу.
— Фрея, оставь, — крикнул Монти, но я уже выскочила из комнаты.
Мне нужно было подышать. Я выкинула осколки, налила травяную настойку в новую кружку (Альба всегда заваривала много). Я почувствовала себя лучше, рассудок возвращался на место.
Вернувшись в комнату, я аккуратно поставила настойку на тумбочку. Монти взял ее: без теплого питья его мучил кашель.
— Постой, кружка в крови испачкалась, дай вытру. — Я не придумала ничего лучше, чем использовать как тряпку подол собственной юбки.
— Оставь, — отмахнулся Монти. — Не страшно.
Вид у него был очень усталый. Зря я отнимала у него столько времени.
— Так насчет свадьбы…
— Арни будет в восторге от такой мамаши, — пробормотала я первое, что пришло в голову. Очень сомнительное извинение, но и предложение казалось мне слишком абсурдным.
Нет. Оно было взвешенным. Рациональным. Брат умирал, и ему не на кого было меня оставить. Вот только он не знал, что этого не потребуется. Разница состояла лишь в том, что болезнь застала его врасплох, началась с маленькой черной точки и разрослась незаметно. У Монти была надежда на исцеление. Надежда на то, что это — мелочь, которая вскоре пройдет сама. Я же стала невольным свидетелем прогрессирования заразы, поэтому прекрасно представляла, что именно меня ждет и чем все закончится. Платок на ладони служил мне якорем и опорой, а в минуты отчаянья напоминал, что я не могла, не имела права рассказывать брату о том, что скрывалось под этой маленькой тряпкой. Я не должна была позволить Монти винить себя еще и за это, ведь он, несомненно, стал бы, а потом унес бы с собой еще и этот крест.