— Гибискус вызывает страсть и привлекает женихов в дом девушки.
В Хании его вплетают в свадебные гирлянды. Правда, некоторые
говорят, что гибискус, наоборот, прогоняет мужчину из семьи,
вызывает ссоры и распри. А если цветок распустился зимой, значит,
дома кто-нибудь умрёт. Ой!
Я громко хмыкнула, и Сюзанна замахала руками:
— Не слушай меня, дуру! Это всё суеверия. Чай из гибискуса очень
полезный, нам на курсах рассказывали.
А что? Хорошая мысль!
— Вот и завари из него чай, чтобы добро не пропадало.
Смотреть на эту красоту тошно.
Но Мэт Даймер подал мне хорошую идею. Даже две идеи.
Самый надёжный способ остаться в Джеландии — выйти замуж за
местного. По-настоящему. Бессрочно. А где лучше всего искать мужа?
В стольном граде Чуддвиле!
В офис предприятия "Оси и шестерни", производящего запчасти для
детских колясок, я пришла за полчаса до собеседования. И поняла,
что опоздала. На подступах к двери с табличкой "Приёмная" сидели
уже человек двадцать, и судя по терпеливо-отрешённым лицам, сидели
давно.
Даже в башне концерна "Шиллингер" не было столько народу.
Причина очевидна. Шиллингеры предлагали переводчику с татурского
восемьсот шестьдесят гольденов, а компания "Талхар и сын",
владеющая "Осями и шестернями", сулила тысячу сто в качестве
стартового оклада.
И всё же я бы предпочла Шиллингеров. Не потому, что они заседали
в Совете Тринадцати, а их фамильный небоскрёб, самый высокий в
Чуддвиле, сверкал в лучах солнца, как драгоценный кристалл. Имя
татурского переселенца Вечи Талхара, чурила по национальности,
упоминалось в признаниях Ругги Тачки. Подробностей я не помнила, но
так или иначе, Талхар имел отношение к преступному миру, и работать
на него, даже за хорошие деньги, было плохой идеей.
Впрочем, выбирать не приходилось. Поэтому я вежливо
поздоровалась и спросила, кто последний.
Отозвался худосочный паренёк — с самого конца длинного ряда
стульев.
В ту же секунду белокурая женщина в сером деловом костюме,
сидевшая почти у самой двери, подняла голову от разложенных на
коленях бумаг.
— Симона!
Я узнала её только по голосу, вернее по радостному взвизгу. Не
могла эта строгая прилизанная дама в узких очках быть вечной
растрёпой и егозой Марленой Шумски! Или могла?
Марлена-не-Марлена живо повернулась к своему соседу, лысоватому
бородачу лет сорока: