— Хаа-ай, гроза над морем…
Сперва Амфитрион не сообразил, что произошло, и произошло ли
что-то. Просто одна из волн, самая крутая и гневная, вдруг
поднялась над остальными, вдвое обогнав в росте притихших сестер,
застыла в воздухе пенным постаментом — и, прежде чем эта волна
обрушилась вниз, земля вздохнула и заворочалась под ногами людей,
копытами лошадей и колесами жалких людских повозок.
Духота разлилась в воздухе, горькая пьянящая духота, никто не
успел испугаться, в наступившей тишине насмешкой прозвучал голос
Гундосого, продолжавшего тянуть припев песни; второй подземный
толчок был гораздо слабее, но именно он заставил гнедую кобылу —
одну из двух, запряженных в колесницу Ликимния, — взвиться на дыбы,
ударив копытами перед собой, и с неистовым ржанием броситься сломя
голову, не разбирая дороги и заражая безумием свою подругу по
упряжке.
Строй ветеранов смешался, Телем оборвал очередное «хаа-ай», с
открытым ртом глядя вслед подпрыгивающей на камнях колеснице
Ликимния, сам Ликимний всем телом откинулся назад, нависнув над
упавшей Алкменой и пытаясь любой ценой остановить взбесившихся
лошадей, — и Амфитриону показалось, что он слышит до боли знакомый
боевой клич, раскатившийся над морем и заставивший тучи на
горизонте вздрогнуть и неторопливо двинуться в сторону берега.
Он не сразу понял, что кричит. Кричит сам, вскинув руки с
намертво зажатыми поводьями над головой, как не раз кричал в бою
перед началом стремительной колесничной атаки; кричит, не видя
врага, но нутром чуя его присутствие, угрожая ветру, морю, небу,
содрогающейся земле, бешеным кобылам… врагу, у которого не было
имени.
А потом изо всех сил хлестнул по спинам своих коней, заставляя
их сойти с ума по воле колесничего и сравняться в безумии с теми,
что неслись сейчас на расстоянии копейного броска впереди него, все
ближе прижимаясь к нетерпеливо облизывающейся пасти обрыва, — где
внизу стояла и не падала нелепая, невозможная, чудовищная
волна-постамент.
Его крик-клич спас жизнь ветеранам, многие из которых были бы
иначе неминуемо растоптаны. Так же они, волей случая оказавшиеся на
пути колесницы Амфитриона, мгновенно рассыпались в разные стороны —
воинские навыки не раз спасали солдат в тех случаях, когда мудрая
Метида-Мысль оказывалась совершенно бесполезной — а умница Гундосый
вихрем слетел на землю и подхватил под уздцы лошадей своей упряжки,
всем весом повиснув на них и отворачивая оскаленные морды вправо к
обрыву, заставляя животных танцевать на месте и позволяя Амфитриону
на полной скорости пройти впритирку к левому боку его
колесницы.